Люди города и предместья - Людмила Улицкая

Я пишу так подробно, чтобы Вас немного подготовить к встрече. В этом ребенке так много загадочного, таинственного и скрытого, еще не проявленного, что мы с Ефимом держим это знание при себе и ни с кем не делимся. Хотя по реакции многих людей видно, что не нам одним видна его особая избранность. То чувство благоговения, которое вызывает мальчик в нас, в родителях, Вы, конечно, сможете разделить.

Дорогая Валентина! Мне не хочется нагружать Вас просьбами, но, пожалуй, единственное, о чем я хочу попросить, — кассеты с детскими песенками. В России было множество чудесных мультфильмов — здесь мы до них не добираемся. Видеомагнитофона у нас нет, и Ефим не считает нужным вообще заводить дома телевизор, в чем я с ним полностью согласна, однако хотелось бы Сосику дать возможность слушать детскую музыку и песенки. Вообще мне кажется, что он гораздо лучше понимает русский, чем иврит. Признаться, общение с ним происходит на внеязыковом уровне, который мне трудно определить, но Вы это сразу же почувствуете, как только с ним познакомитесь.

Ефим договорился с одной знакомой монахиней, которая живет в Старом городе, что она найдет Вам на несколько дней место в монастыре, чтобы Вы могли пожить в этой несравненной атмосфере.

Мы с Ефимом придумали целую программу поездок. В одну из них, на Мертвое море, мы поедем всей семьей, вместе с Сосиком. Ему очень нравится купаться в Мертвом море, и врачи говорят, что соль хорошо действует на расслабленные мышцы.

Я просто сгораю от нетерпения поскорее Вас увидеть, дорогая Валентина.

С любовью, Тереза.

1994 г., Москва.

Валентина Фердинандовна — Терезе и Ефиму

Милая Тереза! Дорогой Ефим!

Я не сразу смогла написать вам письмо, настолько была переполнена впечатлениями. По телефону невозможно передать и сотой части моей благодарности и вам, и судьбе, которая дала мне счастье на старости лет посетить Святую землю. Две недели — единая капля времени, и пролетели они как две минуты. А теперь я перебираю свои впечатления и записи и пытаюсь сформулировать, что же именно меня более всего поразило — не считая того, что я увидела у вас в доме, об этом отдельно.

Пожалуй, самое удивительное открытие для меня — огромное разнообразие христианских течений в Израиле. Теоретически мне, всю жизнь занимающейся переводами христианской литературы для самиздата и только в последние годы увидевшей свои переводы в официальных издательствах, на хорошей бумаге и с моей фамилией в качестве переводчика, было хорошо известно, какое существует многообразие мнений по любому богословскому вопросу. Но именно в эти две недели я воочию убедилась в многообразии христиан — греков, коптов, эфиопов, итальянцев и латиноамериканцев, мессианских церквей, баптистов, адвентистов и пятидесятников. История всех расколов и схизм ожила — нет ни побежденных, ни победивших, монофизит и арианин, фарисей и садуккей сосуществуют в едином времени и пространстве.

Я в радости и смущении. Более всего смущает тот факт, что все это огнедышащее разнообразие помещается в сердце активного и самодостаточного иудаизма, который как бы не замечает огромного христианского мира. И все это уложено в пространство ислама, для которого Израиль тоже один из центров жизни и веры. Три этих мира как будто существуют на одном пространстве, почти не пересекаясь.

Я стояла на долгой литургии, которую служил Ефим, а потом поехала в Хайфу к Даниэлю, и его месса не имела ничего общего с той службой, которую вел отец Ефим. Кстати, в маленькой комнате на столике я забыла два листка текста литургии, которую служил отец Даниэль. Это было прекрасное и радостное, очень наполненное богослужение, которое все уложилось в полчаса, и в текстах я не нашла половины тех молитв, которые читаются за мессой. Даже “Credo” отсутствовало!

Как много пищи для размышлений! Здесь, в Москве, меня всегда считали слишком эмансипированной, многие православные из духовенства не раз говорили мне, что я заражена «латинской ересью», и я очень много сил отдавала тому, чтобы вернуть культурное измерение в косную среду единственным доступным мне путем — новыми переводами на русский язык текстов Нового Завета. В этом я видела возможность служения церковному единству. По крайней мере я к этому стремилась. Положение мое, как вы знаете, особое — я в детстве была крещена русской бабушкой в православной церкви, воспитывала меня литовская тетя, католичка, и так всю жизнь я стою на этом перекрестке и, сблизившись с доминиканцами, которые поддерживают мою переводческую работу, реализую экуменическую идею. Это не я выбрала, а судьба определила меня на такое место.

Мне всегда казалось, что некоторая узость сознания свойственна многим в нашей стране именно в силу государственного запрета на интеллектуальный и духовный обмен в последние 70 лет нашей истории. Но в западном мире этого запрета не было — откуда такое упорное «несмешение» и неприятие друг друга? Хотелось бы знать, что думает Ефим по этому поводу?

Теперь — об Ицхаке. Милая Тереза! Дорогой Ефим! Рискуя вас ранить и навлечь на себя ваше негодование, я не могу не сказать следующего: ваш мальчик совершенно чудесный. Он трогателен и бесконечно мил, но ваши предчувствия и упования на то, что именно он и есть — даже рука не пишет этого слова — Тот, Кто Обещан, — скажем так, мне кажутся обольщением глубоко любящих родителей.

Если я ошибаюсь и он действительно обладает «второй» природой — опять я не решаюсь даже повторить ваши слова, — то она проявится вне зависимости от вашегок этому отношения. Мне кажется более правильным со всех точек зрения дать ему возможность ходить в ту специальную школу, которую вы так категорически отвергаете. Вы же сами говорили мне, что дети с этим синдромом ни в коем случае не являются умственно отсталыми, что это просто особая порода людей, которые развиваются по другим законам. И они должны разговаривать, читать, общаться. То, что они могут под руководством специальных педагогов играть в спектаклях, заниматься музыкой и рисованием и другими развивающими вещами, замечательно и никак бы не повредило Сосику. Если он действительно тот, за кого вы его принимаете, эти навыки никак не повредят ему в той миссии, которую он должен исполнить.

Дорогие мои! Ваша героическая и даже подвижническая жизнь меня восхищает. Путь, который вами избран, достоин глубочайшего уважения. Конечно, я понимаю, что путь каждого человека единствен и каждый пробивает свою дорогу к Истине. Но почему так много людей, озабоченных исключительно поиском Истины, идут в совершенно противоположных направлениях?

Вот вопрос для размышлений.

Дорогие мои! Еще раз благодарю вас за эту поездку. Мне в следующем месяце исполнится 73 года, я не думаю, что смогу когда-нибудь еще раз приехать к вам. Тем более драгоценным было для меня это свидание. Всегда буду молиться о вас.

Прошу ваших молитв, Валентина.

1995 г., Беэр Шева.

Ефим Довитас — Валентине Фердинандовне