Самый безумный из маршрутов - Аспен Матис

Я помыла руки, вернулась к зеркалу над кроватью и открыла новую коробочку с контактными линзами. Я отчаянно хотела измениться, сделать это, наконец, – дотронуться до глаз и быть увиденной. Мне надоело быть девушкой, которой нужно носить очки. Я понимала, что никто не придет, чтобы спасти или даже остановить меня, у меня совсем не было выбора. Время шло: не сделать это становилось труднее и невыносимее, чем сделать.

Сидя на корточках на кровати после двенадцати лет попыток и неудач, всего за две минуты я впервые вставила контактные линзы. Со второй попытки – в правый глаз, с первой – в левый. Я заморгала, уже в линзах, моя квартира, в которой я теперь жила одна, и моя история приобретали четкие очертания.

Я глядела прямо в зеркало. Я была поражена, увидев это лицо. Такой я видела себя впервые с тех пор, как была ребенком и ходила в третий класс. Я увидела свое лицо без стекол и укрощающей их проволоки. Я с удовольствием смотрела на свою красоту, о которой мне всегда говорил Джейкоб. Я тоже всегда хотела ее увидеть и сейчас ясно видела. Это была моя красота. Глядя в зеркало на свои глаза без очков, я отчетливо поняла, почему так сильно любила Джейкоба: когда я была ребенком, я чувствовала, что он верит в мой талант и видит путь к мечтам – он помог мне увидеть, что я тоже способна осуществить свои мечты. Те карты, что мы создавали, – поистине потрясающая вещь.

Внезапно все стало четко, как в цветном кино: фактически единственной причиной, по которой все это время я ничего не видела, я сама и была.

Теперь я понимала, что на исходе своего детства блуждала меж золотыми осинами. А затем просто решилась и подарила себе свои глаза.

Я вновь доказала, оставшись одна, что все, что мне нужно, – это я сама.

Я удивилась, обнаружив приглашение из колледжа Колорадо, который бросила шесть лет назад, после того как меня изнасиловали в кампусе. Я читала их письмо, и мне стало жарко. Я давно смирилась с тем, что они меня бросили. Я никогда не думала, что получу от них сообщение, по сути, обещавшее, наконец, признать, что заставить меня стыдиться все эти годы было ошибкой с их стороны. Оно звучало как возможность того, что, спустя шесть лет, они в конце концов поверили мне – они знали правду. Колледж Колорадо приглашал меня вернуться, чтобы я публично рассказала об изнасиловании, факт которого они отрицали.

Теперь колледж, заставивший меня замолчать, не только признал факт изнасилования, но и готов был заплатить 1000 долларов, а также оплатить перелет и две ночи в роскошном отеле, чтобы я вернулась и рассказала нынешним студентам о том, что тогда произошло.

В своей маленькой спальне в Гринвич Виллидж я обдумывала их предложение и его причину. Моя выходящая книга в твердой обложке была внесена в каталог, который они, должно быть, посмотрели. Были ли они охотниками за знаменитостями или проявили интерес лишь потому, что нью-йоркское издательство решило меня напечатать? Я очень надеялась, что мой бывший колледж хотел извиниться и признать свою ошибку. Я сидела на хрустящих белых простынях, поджав под себя скрещенные ноги, и красила ногти красным лаком. Я ощутила в себе уверенность. Мою боль могли, наконец, признать. Я ответила, что приеду. Да.

Через неделю бабушка Белл прислала мне вырезку из «Колорадо Спрингс газетт». Колледж называл меня «корреспондентом Нью-Йорк таймс», что было ошибкой. Я пришла в замешательство. Я опубликовала в Таймс лишь одно эссе, никаких репортажей не было. Колледж при этом не упомянул, что меня там изнасиловали. Вместо этого они двусмысленно написали – «ужасная травма». Из не закончившей обучение студентки я превратилась в преуспевающую «выпускницу», что должно было повысить престиж их учебного заведения, – но не мой, не девушки, изнасилованной в кампусе и бежавшей оттуда.

Они опять пытались меня замазать.

Я попросила исправить недостоверную информацию, объяснив, что я не была выпускницей колледжа, а шокирующая непонятная «травма» в действительности являлась сексуальным насилием. Я несколько лет подыскивала правильные слова, чтобы рассказать о том, что произошло. Я поняла, что чрезвычайно важно найти точное соответствие слов и правды. Я написала, что их недостоверная информация неправильно характеризует меня. Они ответили, что исправят ошибки. Листки с первоначальной информацией были уже напечатаны и развешаны по всему кампусу. Но в Сети они исправили «выпускницу» на «бывшую студентку колледжа Колорадо», а «корреспондента» Нью-Йорк таймс на «автора». Однако «ужасную травму» они сохранили. Опять изнасилования не было.

Вновь в своем прежнем колледже я стояла перед сотней людей на сцене в лекционном зале, в котором когда-то сидела на последнем ряду. В последний раз, когда я здесь была, на мне были тяжелые очки, ранец и кроссовки, но сейчас я стояла на каблуках в элегантном шелковом платье с золотой бабушкиной брошью и контактными линзами. Я чувствовала, что стала больше и смелее, и была готова к тому, чтобы показать себя. Я смотрела на зал. Я повторила четыре раза: «Изнасилование, изнасилование, изнасилование, изнасилование». Вот что это было.

Посреди выступления я заметила в зале бабушку Белл. Я решила учиться именно в этом колледже, когда в детстве приезжала к ней на лето. Начиная с пятилетнего возраста я посылала ей карандашные рисунки гор Колорадо, среди которых она жила. Сейчас, в свои 91, маленькая, но еще бодрая, она удивила меня своим появлением.

Я говорила без перерыва полчаса. Меня слушали. Я прочитала отрывок из своих воспоминаний о том, что произошло во второй день моего пребывания в колледже; мне было тяжело дышать, я разогнула плечи и широко раскрыла глаза. Когда я выдохнула и посмотрела в зал, я увидела там женщину, похожую на преподавателя; она плакала. Я поняла, что меня любят и слышат.

Во время сессии вопросов и ответов я отвечала на все вопросы, которые задавали студентки девушки и студенты юноши, мужчины и женщины. Я хотела, чтобы та прежняя, обиженная восемнадцатилетняя я увидела сейчас меня двадцатичетырехлетнюю, читающую, говорящую здесь, со сцены, безапелляционным тоном.

Приглашение, это выступление дали мне почувствовать, что я поднимаюсь, всхожу, как ночная звезда. Для того чтобы любить себя и восхищаться собой, надо вести себя как люди, которых ты любишь и которыми восхищаешься. Я чувствовала силу этого радостного внутреннего осознания.

Ближе к концу бабушка подняла руку. Ведущий дал ей слово. Она заявила: «Я хочу, чтобы все знали, что моя внучка еще и великий художник». Зал засмеялся. Она гордо улыбнулась мне.

Я пересекла границу.

Открыто говоря всю правду о той слабой девушке, я уже не была ею.

Обретя свою новую силу, я отчетливо поняла, что хотя мне дали наконец возможность рассказать об «ужасной травме» в моем бывшем колледже, позволили быть услышанной, этого никогда не произошло бы, если бы я сама не набралась смелости и не позволила себе назвать изнасилование изнасилованием, а не постыдным поступком. Выступая, я заставила колледж, который заставлял меня молчать, приуменьшал мою травму и делал из меня виноватую в насилии надо мной же, в конце концов проявить уважение ко мне и дать мне возможность рассказать обо всем, что, естественно, они должны были сделать сразу же. Мне не было нужно, чтобы колледж называл вещи своими именами – я это сделала сама, а они слушали. Я была сильной стороной, которая закрыла вопрос и получила возможность, на которую и надеялась изначально, получив приглашение от колледжа Колорадо.