Сочинения в двух томах. Том 1 - Макс Пембертон

не дав себе даже труда закрыть, связал его на скорую руку ремнем. «Ах, Мюрри, я, право, не могу решиться на это! Это настоящее безумие!» — донеслись до Седжвика обрывки фраз. Затем, прежде чем этот последний успел опомниться, Лэдло вышел, сел в ожидавший у подъезда экипаж и уехал.

Тогда Седжвик грозно вскочил на ноги, но Мюрри тотчас остановил его, многозначительно положив ему руку на плечо.

— Неужели вы думаете, что такая тряпка, как этот человек, может укрыться от меня?! Я завтра же разыщу его! Конечно, если вы, Вест, не исполните данного мне обещания. Если вы называете себя джентльменом, то должны выдать мне чек. Я положился на ваше слово, что сделал бы не каждый!

Убедившись, что Лэдло уже далеко, Мюрри отошел от окна, в которое он следил за своим другом, и взял со стола шляпу.

— Что ж, вы задумали меня обмануть? — крикнул Седжвик.

— Тише, тише, я прямо отсюда отправляюсь в компанию пароходства и приобрету для вас билет, как обещал!

— К черту этот билет, мне нужны двести фунтов!

— Проезд в Кейптаун и сто фунтов по прибытии туда — вот что было обещано!

Вместо ответа из уст Седжвика полился поток самой непристойной ругани. Теперь у него оставалась еще одна, последняя надежда: это Джесси Голдинг. Он мог пойти к ней и сказать: «Хуберт Лэдло застрелил вашего брата, а Мюрри Вест стоял и смотрел». Но, конечно, он не мог предвидеть, какого рода вознаграждение она даст ему за это. Кроме того, он прекрасно знал, что едва только сделает это, как Мюрри Вест не задумываясь передаст его в руки суда и полиции. Не находя выхода из положения, сознавая свое полное бессилие перед этим человеком, он впал в бешенство. Мюрри же, прислонясь спиной к двери комнаты, смотрел на него, скорее, с состраданием, чем с гневом.

— Полагаю, вам необходимо дать время одуматься, Седжвик, — сказал наконец Мюрри, — и если завтра вы снова явитесь умолять меня, то я, быть может, все-таки уплачу за ваш проезд в Кейптаун, но в настоящее время для вас несравненно безопаснее остаться здесь. Прощайте, Седжвик, и знайте, что если я, выйдя из дома, услышу ваш голос, то немедленно пошлю сюда полисмена!

С этими словами Мюрри вынул ключ из замка двери, намереваясь выйти, но Седжвик с бешеными проклятиями налетел на него и был тотчас же отброшен им, причем налетел на шаткий жалкий столишко, ножки которого подломились под его тяжестью, и он полетел вместе со столом к окну. Тем временем Мюрри Вест уже вышел за дверь, заперев ее снаружи на замок, а ключ от этих дверей вручил жильцу нижнего этажа, наказав ему крепко-накрепко ни под каким видом не отпирать двери до тех пор, пока господин не успокоится. Затем, вскочив в первый проезжавший мимо кэб, он вернулся в свою гостиницу. Странные мысли преследовали его. Он знал, что этот день должен был иметь для него громадное значение, так как сегодня Джесси должна была узнать всю правду о смерти ее брата, и притом от того человека, который был причиной этой смерти.

XVII

ОТРАЖЕНИЕ В ЗЕРКАЛЕ

В тот самый день, когда Мюрри нашел своего друга Лэдло и отправил его с улицы Маргариты в свой блестящий отель на Трафальгар-сквер, Джесси принимала у себя подругу детства, которая приехала к ней завтракать. В отеле «Савой» собиралось в это время дня самое разнообразное и блестящее общество, так как его ресторан славился и посещался людьми всех профессий. Но ни сама эта пестрая толпа, ни кто-либо из отдельных личностей, входивших в ее состав, не интересовали Джесси и, если сказать по правде, то с того момента, как она рассталась с Мюрри Вестом, ничто решительно не занимало ее. У нее было здесь немало друзей и знакомых, начиная с американского посланника, друга их семьи. Но ни с кем из них она не могла поделиться своими чувствами, и до приезда отца ей суждено было справляться с ними одной. Ей и хотелось быть одной, хотелось никому ничего не говорить о том, что происходило у нее на душе, но временами это полное одиночество пугало и смущало ее.

До последнего времени Джесси не сознавала в себе никаких сердечных волнений и, вероятно, по-детски рассмеялась бы, если бы кто-нибудь заподозрил ее в том, что романисты называют «страстной любовью». Во всяком случае, месяца три тому назад она, наверное, рассмеялась бы. Согласно распространенной в Нью-Йорке теории, она рассчитывала долиной брака достичь солнечных высот, блестящего положения в высшем свете, веселой жизни, невыразимой услады пэрской короны и тому подобных блаженств. Любовь же, утверждает эта теория, существует только для кухарок и героинь романов, а у Джесси не было ни одной подруги, которая могла бы научить ее смотреть иначе на это чувство. И потому, когда ее брак с лордом Истреем был решен, она согласилась на него с детской уверенностью, что это суждено судьбой, и брак нужен, даже необходим для ее счастья. Все друзья так радовались этому браку, так завидовали, так много говорили о ее необыкновенном счастье, о всех тех новых радостях и наслаждениях, какие принесет ей этот брак, что она действительно поверила им. Мало того, даже газеты в течение целой недели только и занимались, что ею и ее нареченным женихом, помещали портреты помолвленных, превозносили знатность рода и высокое положение жениха, восхваляли невесту…

Но в этом душистом венке были и свои тернии. В некоторых газетных статьях проскользнули и такого рода выражения, как: «Бернард Голдинг купил для своей дочери по дешевой цене баронета Истрея»; «Хромой банкрот быстро оправится, приобретя в Америке золотые костыли, но вряд ли старый ловелас помолодеет, приобретя молодую жену», или: «Старая аристократия гибнет благодаря молодым танцовщицам и бодрится благодаря богатым женам». Эти вещи, конечно, на мгновение обижали ее, но она очень скоро забывала о них, и перспектива первенствующей роли в высшем английском обществе невольно пленяла и забавляла ее даже и теперь. И ради чего стала бы она отказываться от всего этого? — спрашивала она себя. Только где-то в глубине души какой-то новый, незнакомый голос отвечал