Царство Агамемнона - Владимир Шаров

В поезде с остальными вопросами и определимся. Как говоришь, сделаю тебе бланк-заказ, где будет и что, и как, и сколько. Тут больших проблем не вижу. С запасом на всё про всё у меня уйдет часа три, а потом мы с тобой тихо-мирно пойдем в вагон-ресторан – и за коньячком, без фанфаронства обсудим сроки и сколько сможешь сделать что лент, что крестиков; главное, во что мне это станет, чтобы и по средствам, и навар вытанцовывался. Тогда и определюсь, подписываюсь или нет. Имею в виду не только деньги, в этом деле не хочу спалить ни себя, ни тебя. Короче, заложись, что всё придется делать аккуратно, то есть чтобы люди надежные и без трепа.

Петёк: «Я это не хуже вашего понимаю, в петлю лезть никому не с руки. Так хоть и плохонько волоку, если же, не дай бог, сцапают – моим амба. Не одному вам, по мне тоже – лучше не зарываться, утащить что- нибудь в клюве, и пока волна не уляжется – на дно.

Но я тут о другом хотел, – продолжал Петёк. – Вы, дядя Коля, учтите – народ сейчас другой, не тот, что прежде. Вы мне родной человек, но остальные за честное пионерское даже жопу от стула не отдерут. Если решите во всё это впариться, знайте: людей необходимо подогреть, какой-никакой каждому выписать авансец и потом, когда сделают, не отходя от кассы сразу полный расчет, чтобы нами были довольны.

Станем считать, что надо, вы про деньги не забывайте. По-другому такие истории не начинают. И еще, – продолжал Петёк, – на что хватит ваших червонцев, на математику тоже время уйдет. В общем, чем раньше вы мне цифры дадите, тем лучше».

Что Петёк прав, отец понимал. К утру в вагоне-ресторане они, правда на салфетках, что с крестиками, что с лентами определились. Решили, что лент пока возьмут три километра. «С лентой, – сказал Петёк, – затыка не будет, в Перми в центральном универмаге есть специальная секция, если что надо, мы в ней отовариваемся. Скажем, что для октябрьских праздников – дадут и три километра, и больше, даже не поморщатся. Черных, правда, я там никогда не видал, только белые и красные, но перекрасить не вопрос. А так ленты хорошие. Как вы, дядя Коля, и хотели, атласные. Если отпечатаем по ним белым, да еще божественное, будет красиво». С крестиками решили, что трех тысяч на первый раз хватит.

«Еще одна проблема, – сказал отец, – барахла много, на себе всё не утащим, а и утащим – вида не будет. А без вида никто дверь не откроет. Ряса, крест – и то, и то у меня хорошее, и бумаги такие, что везде примут как дорогих гостей, но для представительства нужна машина и нужен шофер».

Петёк: «Шофер есть, я армию отслужил механиком-водителем, баранку крутить умею и, если в дороге поломаемся, тоже справлюсь, починю. А так машина, конечно, дорого стоит, столько денег да еще сразу взять негде. Но машина нужна, ясное дело что нужна; вы это, дядя Коля, правильно понимаете, с машиной другой коленкор.

Все-таки, дядя Коля, и с машиной есть вариант, у директора Пермского цирка их две, обе он с фронта из Германии притаранил. Одна очень хорошая, “Мерседес”, на ней он сам ездит, другая похуже, но тоже ничего, называется “Виллис”. “Виллис”, знаю, он давно хочет продать, но просит дорого: за столько, за сколько просит, у него “Виллис” никто не берет. Но, может, он на размен согласится, скажем, что мы “Виллис” берем у него как бы в рассрочку. Каждый месяц что-то отстегиваем, а через год полный расчет. И ему неплохо, и нас устроит».

Уже на пермском вокзале отец выдал Петьку на расходы всё сполна – на круг девять тысяч рублей, то есть ровно столько, сколько тот запросил, и уговорившись, что через полтора месяца партия будет готова, сказал ему две вещи: «Работать будем не в Пермской епархии, здесь меня многие знают, да и ты быстро примелькаешься. Прямо сейчас я еду в Вятку, за это время всё разузнаю и про батюшек, и в чем нужда, и есть ли деньги. В Вятке тебя и жду. Как уговорились, с товаром и с машиной. Чтобы и тут прошло гладко, на всякий пожарный возьми у себя в Соликамске отпуск. Двух недель нам за глаза хватит.

За две недели товар разойдется, сбудем всё до последнего крестика. Дальше, как ты и хотел, на дно. То же и со следующей партией. И второе: если ты, Петёк, вздумаешь крысятничать, будешь последний фраер. Так я тебя не просто в долю беру, делиться будем пополам, сколько мне – ровно столько и тебе, а если кинешь, пару кусков, конечно, заначишь, а дальше прости-прощай, как тучка в небе: была и нет ее».

На это, – рассказывала Электра, – Петёк, по словам отца, ответил вполне спокойно. Сказал: «Да вы не волнуйтесь, дядя Коля, никого я не кину, может статься, через вас я в натуре опять коммунизм увижу. А за коммунизм, дядя Коля, я кому хочешь пасть порву».

Петёк и вправду оказался во всех смыслах отличным партнером, а уж точен был – прямо как кремлевские куранты. Тридцать первого октября, как и условились, ровно в два часа дня Петёк на шикарном «Виллисе» подкатил к железнодорожному вокзалу в Вятке, отец его уже ждал. Петёк был в костюме, при галстуке, и товар, который он с собой привез, – тоже не придерешься.

Отец на пробу просмотрел с десяток крестиков, стал разматывать рулон ленты – и штамповка, и печать были выше всяких похвал. В общем, лента – глаз не оторвешь. Потом, когда они уже сидели в ресторане, – сошлись, что от добра добра не ищут, и опять устроились в привокзальном – Петёк сказал, что в Перми всё на мази. И они довольны, и ими; те, кого он зарядил, предлагали сделать вдвое, но он, Петёк, решил, что на первый раз хватит, сначала посмотрим, как пойдет товар. Еще добавил, что следующая партия встанет недорого, и то, и то изготовят за гроши, потому что и трафареты, и пресс на ходу: что лент, что крестиков можно наклепать столько, что бедный софринский комбинат Лазаря запоет.

Отец в Вятке тоже не зря ел свой хлеб. С одной стороны, он жил тихо, много читал и много писал, в городе оказалась отличная общедоступная библиотека, среди прочего в начале тридцатых годов ей передали целый ряд частных собраний и фонды местной епархиальной библиотеки. Отец нашел в ней немало интересного, в том числе и книги по литургике. Некоторых он вообще не знал, о других только слышал.

Книги можно было брать домой и, чтобы удобней было работать, тут же, у железнодорожного вокзала, отец снял большую светлую комнату с настоящим письменным столом. В квартире жил только он да хозяйка, женщина лет шестидесяти. Она была вдовой местного профсоюзного начальника, которому повезло умереть в тридцать шестом году и в своей постели. Сама она никогда нигде не работала, пенсия, которую ей платили за мужа, была маленькая, и такому жильцу, как отец, она была рада-радешенька, кормила его и поила.

Эти полтора месяца отец не просто просиживал штаны в библиотеке, он всё разузнал и всё разведал. Свел знакомства со многими полезными людьми из местного клира, в итоге определился с приходами, которые им с Петьком стоило бы окучить в первую очередь. Вятку они сразу решили не трогать, в городе было чересчур много милиции.

Сельские приходы тоже отпали сами собой. Деревенские храмы были бедные, случалось, что тамошние священники, особенно те, у кого выводок детей, даже подголадывали, на столе в лучшем случае каша, хлеб да картошка. Было ясно, что покупатели из них никудышные. Опять же дороги такие плохие, что, если недавно прошел дождь, на «Виллисе» до этих храмов и не доедешь, а если доехал, обратно не выедешь, застрянешь на неделю.