Самый сердитый гном - Денис Юрин

– Послушай, туда нельзя, там погром, – зашептал гном, останавливаясь и не пуская девушку дальше. – Мне вон тот вояка сказал, там гномов громят, вишь, зарево играет! – Знаю, поэтому и пришла, – спокойно ответила флейта. – Если останемся здесь, еще на большие беды нарвемся. Сыскари вскоре очухаются и порт заново прочесывать начнут. Лучше уж туда, там стражей нет.

Необычная парочка – высокая девушка под руку с гномом – успешно миновала ряды оцепления. Флейта молча стерпела презрительные взгляды солдат и несколько гадких реплик типа: «меченая дрянь» или «гномья подстилка». Не среагировал на оскорбления и гном, хотя на мгновение обернулся, чтобы запомнить лица не в меру языкастых солдат. Кто знает, жизнь – забавная штука, порой она предоставляет возможность пройтись по голове обидчика увесистым кулаком.

Чем ближе был Цеховой квартал, тем заметнее становилось пламя пожарища. Огонь бушевал в юго-западной и центральной частях квартала, где жили гномы и находилась миссия Единой Церкви. Поток беженцев значительно поредел, это могло означать лишь одно: толпа озверевших людей отрезала беженцам подступы к мосту.

Пархавиэль с опаской озирался по сторонам. Они шли в центр народного побоища не одни, рядом, понуро опустив головы, брели несколько десятков остановленных стражей местных гномов, именуемых Зингершульцо наземниками Некоторые из них пытались переждать бойню на середине моста, но как только они останавливались, на их трусливые головы начинали сыпаться десятки стрел и арбалетных болтов. Стражники сами не вмешивались в конфликт, но и не давали никому уйти от него. Что такое погром, Зингершульцо было известно. Еще будучи в Махакане, он сам иногда участвовал в налетах на поселения банд, гнездившихся в удаленных пещерах и развалинах древних храмов. Немного рассказывал о филанийской традиции раз в год устраивать резню инородцам и Мартин, но все же многое оставалось за гранью понимания пытливого ума гнома, например, странная позиция невмешательства властей, как будто специально подстрекающих толпу и способствующих увеличению числа жертв. Почему стража завернула обратно гномов? Почему среди беженцев было так много людей и эльфов? Кто стоял за якобы спонтанным выражением праведного гнева народных масс? Казнят ли зачинщиков, или массовые убийства сойдут с рук?

– Никого не казнят, – неожиданно произнесла Флейта, как будто прочитав его мысли, смутилась и ускорила шаг.

Пархавиэль поспешил за ней. Девушка почти бежала, и гному пришлось изрядно попотеть, чтобы не отстать.

– Что ты сказала? – переспросил Пархавиэль, когда наконец-то сумел приспособиться к ускоренному темпу передвижения.

– Я не знаю, как у вас в Махакане к людям относятся, – произнесла Флейта, замедляя шаг, – а у нас гномов не любят, поэтому бьют их часто и с удовольствием. Кто толпу распаляет, точно сказать не могу, но думаю, что без аристократов из Дворца и индорианских священников не обходится. Ходила, помню, как-то в Церковь, там такого про гномов наслушалась, просто жуть! Дескать, вы из подземелий своих вылезаете, детей у крестьян воруете, потом их едите, но не сразу, а выращиваете и выкармливаете, как свиней.

– Бред какой! – возмутился гном. – Да у нас в Махакане вообще людей не водится, хоть маленьких, хоть больших. Я пока в караванную службу не определился, ни одного человека не видел!

– Бред не бред, а местные дурачки верят, – констатировала прискорбный факт Флейта и закрутила головой, озираясь по сторонам. – Уже не впервой такое творится. В прошлом году брехали, что гномье зерно на базаре потравило, а что в этот раз удумали, не знаю!

– Неужто люди верят?!

– Верят, – кивнула Флейта. – Верить ведь проще, чем головенкой соображать. Вера, она на то и вера, что доказательств не требует. Один сбрехнул чего, второй повторил, третий ужасов всяких добавил, чтоб красивее да страшнее было, а дальше слух как ком покатился. Народ серчает, за вилы и прочие инструменты тяжелые хватается. Гнев окрепчал, созрел как чирей, вот и круши! А Дворец, что Дворец… Власти молчат, им ведь выгодно, чтобы вилы не в их сторону, а на вашего брата гнома обращены были. Надо же цеховому люду на ком-нибудь злость излить, а то иначе жить тошно. Вот и идет веселуха, стража квартал оцепит, и делай что хочешь, да только за оцепление не залазь!

От слов разбойницы стало тошно и противно на гномьей душе. Мир вдруг показался огромным сборищем ублюдков и негодяев. «Прав был Мортас, ох как прав! – признался сам себе гном. – Люди живут в стае, да и Махаканское Сообщество недалеко ушло. Есть сильные, а есть слабые. Слабых притесняют, но они боятся излить свой гнев на тех, кто сильнее, поэтому ищут врага, то есть еще более слабого и беззащитного. Мерзость какая!»

– У-у-у, куда ты в своих философствах залез, так и руки на себя наложить недолго! – звонко рассмеялась Флейта, чем не на шутку испугала гнома.

Девушка опомнилась, замолчала, снова ускорила шаг, но потом резко остановилась и облокотилась на парапет. Они стояли молча, а мимо, испуганно озираясь по сторонам, пробегали гномы. До набережной Цехового квартала оставалось шагов сто, не больше, малыши спешили укрыться среди домов, попрятаться по чердакам и подвалам, переждать, выжить. Оставаться на мосту было опасно, в любой момент могла появиться разъяренная людская толпа и учинить над ними жестокую расправу.

– Я не знаю, почему и как это произошло, – тихо заговорила Флейта, стоя к гному спиной и не отрывая глаз от глади воды. – Наваждение какое-то, бред… После той схватки с вампирами я стала слышать твои мысли, все! – Девушка резко развернулась и с жалостью посмотрела Пархавиэлю в глаза. – В том числе и те… о том… в общем, как ты ко мне относишься, – наконец-то выговорила Флейта.

«Доэкспериментировался!» – опешил гном и тут же испугался, что девушка узнает о его опытах над ней в убежище. Хотя ничего предосудительного он не делал, но все-таки почувствовал себя омерзительным, гадким подонком, вторгшимся в святая святых – в мысли других. К счастью, Флейта не услышала его опасений или просто сделала вид, что не слышала, хотя это маловероятно. Девушка быстро и самозабвенно щебетала, пытаясь изложить гному в самой что ни на есть щадящей форме прописную истину жизни.

– Ты симпатичный, умный, честный, обходительный, настоящий человек, то есть мужчина, но ты гном… – с улыбкой сочувствия на лице Флейта пожала плечами, – а я человек. Между нами…

– Поэтому ты и пошла за мной? – перебил Пархавиэль, облегчив девушке задачу наставления на путь истинный влюбленного гнома.

Флейта кивнула и снова повернулась к нему спиной. Сладостные иллюзии, которыми в перерывах между схватками и размышлениями на серьезные темы тешил себя гном, были развеяны. Легче не стало, наоборот, как будто что-то оборвалось. Пархавиэль никогда бы не осмелился воплотить в жизнь свои фантазии, он понимал обреченность и нереальность самонадеянных притязаний, но мечта есть мечта, она едва теплилась в душе и согревала в трудную минуту. Зингершульцо злился на девушку, лишившую его надежды, но в то же время прекрасно понимал, что иначе она поступить не могла. Не у каждого хватило бы сил носить такое в себе.