Женщины в любви - Дэвид Герберт Лоуренс

– Он говорит, что ему нужна не любовь, – ответила она.

– Что же в таком случае ему нужно? – голос Гермионы был ровным и медленным.

– На самом деле он хочет, чтобы я приняла его, вступив с ним в брак.

Гермиона некоторое время молчала, не сводя с Урсулы пристального задумчивого взгляда.

– Правда? – равнодушно через какое-то время произнесла она. А затем, с большим воодушевлением: – И что же вам не нравится? Вы не хотите вступать в брак?

– Нет-нет – не особенно. Я не хочу позволить ему подчинить меня себе так, как он того требует. Он хочет, чтобы я забыла о самой себе – а я чувствую, что просто не смогу этого сделать.

Повисла долгая пауза, но вскоре Гермиона вновь заговорила:

– Не сможете, если не захотите.

В комнате опять воцарилась тишина. Гермиону пронзила загадочная страстная дрожь. О, вот бы ее он захотел подчинить себе, сделать своей рабой! От этой мысли ее тело сладострастно содрогнулось.

– Понимаете, я не могу…

– Но в чем конкретно…

Они заговорили одновременно и тут же замолчали. Затем Гермиона, решив, что первой должна быть она, с какой-то усталостью поинтересовалась:

– Каким же образом он хочет подчинить вас себе?

– Он говорит, что хочет, чтобы я приняла его безоговорочно, приняла разумом – а я не знаю, что он хочет этим сказать. Он говорит, что хочет создать физический союз двух демонических элементов, а не двух человеческих сущностей. Понимаете, в одно мгновение он говорит одно, в другое – совершенно другое, и постоянно противоречит сам себе.

– К тому же, он всегда думает только о себе и своей неудовлетворенности, – медленно добавила Гермиона.

– Да, – воскликнула Урсула. – Как будто речь идет только о нем одном. Вот поэтому наш брак и невозможен.

Но в следующий момент она начала оправдываться.

– Он настаивает, чтобы я приняла в нем неизвестно что, – сказала она. – Он хочет, чтобы я приняла его как абсолютную величину. Но, по-моему, он не хочет ничего давать взамен. Ему не нужны по-настоящему теплые близкие отношения, он не согласится на это, такие отношения для него неприемлемы. Он не позволит мне ни думать, ни чувствовать – он ненавидит эмоции.

Последовало долгое молчание, и каким же горьким было оно для Гермионы! Отчего же он не потребовал этого от нее? Это он вовлек ее в мир мысли, это он неумолимо толкал ее в пучину познания – а затем за это же ее и возненавидел.

– Он хочет, чтобы я оказалась от собственного «я», – продолжала Урсула, – хочет лишить меня моей сущности.

– Раз ему нужно именно это, – негромко протянула Гермиона, – почему он не женится на одалиске?

На ее вытянутом лице теперь было ироничное и довольное выражение.

– Да, – рассеянно согласилась Урсула.

Но самое неприятное было в том, что ему не нужна была одалиска, ему не нужна была рабыня. Гермиона стала бы его рабыней – в ней жило непреодолимое желание пасть ниц перед мужчиной – мужчиной, который, однако, должен был бы боготворить ее и считать ее высшим существом. Ему не нужна была одалиска. Он хотел, чтобы женщина приобрела что-то с его помощью, чтобы она полностью отказалась бы от себя и тем самым вобрала в себя его до последней капли, чтобы она смогла принять его без остатка, до мельчайших проявлений его физической сущности, мельчайших и самых невыносимых.

Но если она, Урсула, сделает это, будет ли он благодарен ей? Будет ли он после всего этого благодарен ей или же он просто использует ее, использует как средство для удовлетворения своих потребностей, не признавая в ней равное существо? Именно так поступали остальные мужчины. Они хотели показать самих себя, они не считали ее личностью, своим отношением они сводили на нет все, что составляло ее внутренний мир. Так же, как сейчас это делала Гермиона, предавая свое женское начало. Гермиона походила на мужчин, она верила только в то, во что верили мужчины. Она изменила своей женской сущности. И будет ли Биркин благодарен ей, Урсуле, или же просто отбросит ее, как ненужную вешь?

– Да, – сказала Гермиона, когда они обе решились прервать свои размышления. – Это было бы неправильно – мне кажется, это был бы неверный шаг…

– Выйти за него замуж? – спросила Урсула.

– Да, – медленно протянула Гермиона. – По-моему, вам нужен другой мужчина – отважный, обладающий сильной волей…

Гермиона вытянула руку и с экстатической силой сжала ее в кулак.

– Вам нужен мужчина, подобный героям ушедших веков – вы должны стоять за его спиной, когда он отправляется на войну, вы должны видеть его силу и слышать его клич… Вам нужен физически крепкий мужчина, с мужской волей, а не ранимое существо.

Она остановилась, словно пифия, выкрикнувшая свое пророчество, а затем устало и экзальтированно продолжила:

– Понимаете ли, Руперт совсем не такой, он другой. У него хрупкое здоровье и хрупкое тело, о нем нужно постоянно, постоянно заботиться. Он такой изменчивый и неуверенный в себе – и чтобы помочь ему, нужно обладать огромным терпением и знаниями. А вы не кажетесь мне терпеливой женщиной. Вам придется приготовиться страдать – причем очень много страдать. Вы даже не представляете себе, сколько нужно вынести для того, чтобы сделать его счастливым. Временами он живет очень напряженной духовной жизнью – слишком, слишком восхитительной. Но после этого наступает срыв. Вы не можете себе представить, что мне пришлось пережить рядом с ним! Мы уже так давно вместе, я знаю его по-настоящему, я прекрасно знаю, что он из себя представляет. И мне кажется, я должна вам это сказать: по-моему, ваш брак обернется катастрофой – для вас еще более ужасной, чем для него.

Гермиона забылась в своих горьких мыслях.

– Он такой неуверенный в себе, такой непостоянный – силы оставляют его, и наступает депрессия. Даже не представляете себе, что такое эти его депрессии. Невозможно описать, сколько боли они приносят. Сначала он заверяет тебя в своей преданности и называет «любимая», но уже через некоторое время обрушивает на тебя свою ярость, пытаясь уничтожить. Постоянство ему неведомо, и эти ужасающие, чудовищные срывы возникают у него постоянно. Его настроение очень быстро меняется с хорошего на плохое и обратно – с плохого на хорошее. И все остальное по сравнению с этим просто пустяки…

– Да, – с сочувствием сказала Урсула, – должно быть, вы настрадались.

Неземной свет засиял на лице Гермионы. Она сжала кисть, как человек, на которого нашло прозрение.

– И нужно с готовностью отдаться этим страданиями, нужно быть готовой страдать ради него ежечасно и ежедневно, если вы хотите помочь ему, если он сможет хоть чему-нибудь сохранить верность…

– А я не хочу страдать ежедневно и ежечасно, – ответила Урсула. – Не хочу, я постыдилась бы так страдать. Потому что быть несчастной очень унизительно.

Гермиона умолкла и долго не сводила с Урсулы пристального взгляда.