Небо и корни мира - Юлия Тулянская

В камере около сотни заключенных. Теснота такая, что нельзя ходить: везде сидят или лежат кандальники. Вина у каждого своя. Тут и убийцы, и воры, и богохульники. В углу в полубеспамятстве что-то шепчет новичок. Он нарушил тюремный порядок, его избили сокамерники. Парень здорово защищался – один против всех. Видно, на воле был не дурак подраться, а может, зарабатывал себе на хлеб кулаком и мечом. Встав спиной к стене, он долго отбивался от сокамерников, еще и грозил:

– Ах вот вы как! Ну, я вас научу бояться!

Но тут его смяли числом, и пошла совсем другая потеха. Демоны-тюремщики не разнимали кандальников. Все равно им, мертвецам, друг друга уже не убить. А тела кандальников на то и предназначены, чтобы каждый раз восстанавливаться после муки. От всего выздоравливают, собаки, дай только срок.

Новичка, избитого и окровавленного, наконец-то оставили в покое. Он долго лежал не шевелясь. День? Два? Но о том, как проходят дни, заключенные забыли давно. В Подземье не бывало вечера, утра, полдня… Наконец новичок чуток оклемался. Попросил у соседа воды. Тот отмахнулся:

– Зачем тебе? Все равно не сдохнешь.

Новичок уже знал, что не только не сдохнет, но и не напьется. Тюремная вода не утоляла жажду, а пустая баланда – голод. Все же кандальникам приносили баланду и воду. Это еще больше усиливало их страдания. Баланда – зловонная жижа – напоминала голодным людям: они ничто. Но даже за эту вонючую лужицу в оловянной миске заключенные готовы были перервать глотку друг другу. Всякий раз они грызлись за кормежку, как крысы. Каждого охватывало чувство, что если он захватит еще одну, еще две доли, то наконец приглушит терзающий нутро голод.

Распоряжался всем вожак, которого здесь называли «крысиный пастух», и его «крысаки» – прихлебатели. Остальные назывались «огарками» – «Да кто ты такой, огарок!» Новичок сказал, что так больше не будет. Что для начала каждый станет честно получать свою долю похлебки, и простые кандальники перестанут прислуживать крысакам. Это было так неожиданно и непонятно зачем, что даже последние из огарков подумали: ну и баламута к нам подсадили, видно, он еще хуже хозяина-«пастуха».

Тиметрио из Флагарно, в прошлом – мелкий воришка, которого убили в кабацкой драке совсем молодым, невольно жалел баламута.

– У меня кое-что для тебя есть, – усмехнулся он. – Немного воды. Спорим, ты бы никогда не додумался, как спрятать воду?

Настороженно зыркнув по сторонам, Тим выжал на запекшиеся губы сокамерника подол рубашки. Воду у огарков тоже отнимали, но бывший воришка догадался – намочил край рубахи прежде, чем отдать крысакам свою долю. Несколько горьких капель скользнули Далибору в рот, и он тихо застонал.

– Далибор, брось ты их подначивать… – продолжал Тиметрио. – Ты же сам понимаешь, это пустая затея. Что ты привязался к баланде? Все равно никто из нас никогда не будет сыт. Какой же смысл тебе с ними драться, если от твоей справедливости никому нет пользы?

– От справедливости всегда есть польза, – едва слышно шевеля губами, проговорил Далибор. – Когда люди живут в справедливости, справедливость начинает жить в людях… Вот поглядишь.

– Да ты и не справишься с крысаками один, – усомнился Тим. – Против тебя вообще все наши, потому что хотят выслужиться перед пастухом.

– А пес с ними, – прошептал Далибор. – Это сейчас трудно. А потом сам посмотришь, что будет. Им меня не изжить. Мы тут все бессмертные…

Далибор знал, что огарки в глубине души рады, когда он ставит палки в колеса крысиному пастуху. Они думают: что, пастух, небось не нравится, когда против тебя бунтуют? Но Далибор бунтовал не просто так, а заступался то за одного, то за другого из сокамерников. Сперва от него шарахались, как от огня: «Разозлит крысаков – а они на нас отыграются!» Потом стали жалеть: человек за всех страдает! Поддерживать его все-таки было страшно. Поддержишь – а он сломается, и останешься на бобах. Но Далибор не ломался. Он, наоборот, говорил:

– Это в Обитаемом мире всяким крысакам легко. Там бы вы меня убили, чтоб меня не было. А тут вы меня только драться лучше учите и злите больше. Ты, пастух, смотри, бойся меня, потому что я до тебя доберусь!

– Ну ладно, – объявил однажды Тиметрио из Флагарно. – Я перехожу на твою сторону. Теперь меня будут молотить так же, как тебя, и я не обещаю, что выдержу долго.

– Тим, не надо долго. Найдется за нас еще трое-четверо – мы этих крысаков по стенке размажем. Будь их поменьше, я бы и в одиночку: ты же видишь, кулаками махать я умею.

Далибор не просчитался. Он наконец-то перетянул огарков на свою сторону, и восставшая камера здорово отделала и пастуха, и его крысаков. Поддерживать новый порядок оказалось легче, чем его добиться. Честно делить баланду, хоть немного заботиться о больных – как еще можно было развернуться в тюремной камере?

– Ты хороший парень, Далибор. Не сердишься, что я тебе сразу не помогал? – спросил как-то раз Тим. – Я просто думал, ты побуянишь и бросишь.

Это было что-то новенькое. Далибор нахмурился, посмотрел на него.

– С чего ты вдруг?

– Ну… – Тиметрио хмыкнул в темноте камеры. – Я насчет тебя кое с кем связался… И мне разрешили тебе рассказать. Слушай, только ни о чем не спрашивай, так? – И добавил, вздохнув: – Мне без тебя тоже очень несладко приходилось. Крысаки совсем замучили, а что я мог…

Так Далибор узнал, что Тим – один из связных заговорщиков, и тут же дал согласие участвовать в заговоре против Князя Тьмы.

– Не бойся нас, князь Яромир, – говорил Далибор. – Людоеды и кровопийцы давно стали демонами. Большинство из нас когда-то были простыми людьми, многие – отверженными, а иные попали в тюрьму за то, что были недостаточно покорны Вседержителю. Но там из нас пытались сделать нелюдей, в тысячи раз худших! У нас, в Тюрьме мира, может быть, не все знают, что такое справедливость, но уж точно знают, что такое несправедливость. Ее мы ненавидим больше, чем все живые. Я вестник из Подземья, князь, я знаю, что говорю. Мы ждем твоей помощи. Ты должен в открытую пойти на приступ тюрьмы. Пусть наша охрана выйдет на стены и во внутренний двор. Демоны слишком хорошо смотрят за нами. Отвлеки их, князь, задай им работы – ты увидишь, как быстро мы придем тебе на помощь. Мы безоружны, но мы вооружимся собственными цепями.

Речь Далибора звучала необычно. У заключенных подземной тюрьмы был свой жаргон, смешанный из разных языков мира. Но с Яромиром он говорил на старом языке северян, понятном, хоть и звучащем немного странно для уха нынешних людей.

Яромир пытливо вглядывался в лицо узника из Подземья. Он чувствовал: парень не лжет. Рядом была Девонна, вестница, способная всегда распознать неправду. Но она встала со скамьи и, пока Далибор говорил, стояла как завороженная. Рассказ беглеца о ее собратьях-небожителях в Подземье камнем упал Девонне в душу. Она знала их по именам, когда-то на заре времен они жили вместе в вечно цветущих краях и верили, что сотворены благим существом для вечного блага.