Нечто чудесное - Джудит Макнот

– Я часто гадал, как он способен это вынести.

– Но надеюсь, родители Джордана не находили твое обществонеприемлемым?

– Нет, но я редко гостил у них и приезжал, лишь когда тетя сдядей отправлялись в Лондон. Я не мог выносить их присутствия и удушливойатмосферы этого места. Меня просто трясло. Кроме того, дядя ясно дал понятьмоим родителям, что мое присутствие в Хоторне нежелательно, поскольку я мешаюДжордану заниматься и отвлекаю от серьезных вещей. В тех редких случаях, когдаему позволяли отдохнуть, он предпочитал бывать у нас, потому что обожал моюмать и пользовался случаем, чтобы побыть среди любящих его людей. – Тони печаль– но улыбнулся. – Помнится, когда ему было восемь лет, он попытался поменятьсясо мной, обещая отдать титул и имения за мою семью. Клялся, что позволит мнебыть маркизом, если я соглашусь жить в Хоторне.

– Я совсе?? не так представляла его жизнь, – заметила Алекс,когда Тони замолчал. – Когда я была маленькой, воображала, что нет ничего лучшебогатства.

Она вспомнила свое детство, игры с приятелями, беззаботные,беспечные времена, тепло дружбы с Мэри Эллен и ее семьей. Как грустно узнать,что Джордана лишили детства!

– Не всех отпрысков знатных семейств воспитывают в такойстрогости.

– А его родители? Какими они были? Она смотрела на него стакой неподдельной озабоченностью, что Тони обнял ее за плечи в знак того, чтосдается и готов рассказать правду.

– Чтобы не вдаваться в подробности, объясню только, что матьДжордана пользовалась печальной славой известной кокетки, чьи любовныепохождения были столь же многочисленны, сколь неразборчивы. Но моему дяде,казалось, не было до этого дела. Он считал женщин слабыми, развращеннымисозданиями, не способными сдерживать свои страсти. Правда, сам он был таким жераспутником, как она. Однако там, где речь шла о Джордане, он не допускал нималейших послаблений. Никогда не позволял Джордану забыть, что он – Таунсенд ибудущий герцог Хоторн. Считал, что сын должен быть сообразительнее, отважнее, болеегордым и достойным имени Таунсендов, чем все его предки. Чем сильнее Джорданстарался угодить отцу, тем требовательнее тот становился.

Если Джордан плохо приготовил урок, наставнику разрешалосьпороть его, если не появлялся к ужину с точностью до секунды, ему не позволялиесть до следующего вечера. В восемь-девять лет он уже был лучшим наездником,чем большинство мужчин, но как-то раз на охоте его конь отказался прыгнутьчерез живую изгородь, по другую сторону которой протекал ручей, – то ли потому,что Джордан был слишком мал, чтобы заставить его, то ли просто побаивался.Несмотря на то что ни один из всадников не осмелился сделать это, дядя вприсутствии всех обвинил Джордана в трусости и заставил взять препятствие.

– Подумать только, – сдавленно прошептала Александра, – ая-то верила, что дети, которые росли с отцом, куда счастливее меня. И онпрыгнул?

– Три раза, – сухо ответил Тони. – На четвертый его коньспоткнулся и упал, придавив Джордана. Тот сломал руку.

Александра побледнела, но Тони, погруженный в воспоминания,уже ничего не замечал.

– Джордан, конечно, не плакал. Ему не разрешали плакать,даже когда он был совсем маленьким. Дядя считал, что слезы не подобают мужчине.У него на этот счет были самые неколебимые убеждения.

Александра подняла лицо к солнцу, смаргивая слезы.

– Какие именно?

– Дядя считал, что настоящий мужчина должен быть тверд,безжалостен, независим и уверен в себе. И твердил это Джордану с утра довечера. Любые эмоции считались недопустимыми и недостойными мужчины.Чувствительность, любовь, искренняя привязанность – это малодушие иизнеженность. Словом, то, что делает человека уязвимым, незащищенным. Дядя неодобрял также любые легкомысленные поступки и развлечения, за исключениемфлирта с противоположным полом, что он считал олицетворением мужественности.По-моему, я ни разу не видел его смеющимся веселым, неподдельным смехом. Он былспособен лишь саркастически улыбаться, не более того. Потому, вероятно, иДжордан редко смеется. Для моего дяди самым главным было превзойти остальных вовсем и работать, неустанно трудиться – весьма странное мировоззрение дляаристократа, как ты уже, несомненно, поняла.

– Я всегда могу заставить его смеяться, – объявилаАлександра с грустью и гордостью.

– Да, твоя улыбка растопит сердце любого мужчины, –рассмеялся Тони.

– Неудивительно, что он не хочет говорить о своем детстве.

– Однако стремление моего дяди к превосходству дало ихорошие плоды.

– Не может быть! – недоверчиво воскликнула Алекс.

– Ошибаешься. Поскольку Джордана вынуждали учиться лучшевсех, к тому времени, как настала пора поступать в университет, он настолькообогнал сверстников, что профессора читали ему лекции по предметам, о которыхникто из нас не имел ни малейшего понятия. Более того, он, очевидно, сумелнаилучшим образом применить свои знания, потому что, когда умер отец, Джорданубыло всего двадцать лет. Он унаследовал титул и одиннадцать поместий, ноТаунсенды никогда не были особенно богаты, и Хоторн оставался единственнымимением, дела которого были в полном порядке. Через три года все поместьяпроцветали, а он постепенно, но верно становился одним из богатейших людей вАнглии. Неплохо для молодого двадцатитрехлетнего человека, верно? Ну вот и все.Больше я вряд ли могу рассказать тебе.

Преисполненная благодарности, Александра поднялась нацыпочки и крепко обняла Тони.

– Спасибо, – прошептала она, просияв, но тут же с тревогойвзглянула на солнце. – Пора. Я сказала, что отлучусь не более чем на час, апрошло гораздо больше.

– Но что из того, если ты задержишься? – удивился Тони.

– Меня разоблачат.

– И что здесь страшного? – Ты ничего не понимаешь! Япроиграю пари!

– Какое пари?

Александра принялась было объяснять, но нежность ипреданность гордому властному мужу уже расцвели в ее сердце. Невозможно унизитьДжордана, объяснив, что она согласилась приехать в Хоторн только потому, чтомуж буквально подкупил ее.

– Просто… просто… А, все это глупости… – уклончивопробормотала она, направляясь к тому месту, где оставила фаэтон.

Погруженная в раздумья, Александра не заметила лакея,выбежавшего из дома, чтобы взять поводья, и проехала дальше, к конюшням,расположенным позади и чуть в стороне от дома. Она не могла забыть откровенийТони, чьи рассказы о детстве Джордана терзали душу, наполняя ее состраданием.Теперь она лучше понимала мужа. Даже те вещи, которые раньше злили, ранили илиприводили в замешательство, включая и неуловимые изменения, происшедшие в немсо дня приезда в Хоторн. Подумать только, в детстве она свято верила, будтосчастье заключается лишь в том, когда родители рядом! Как был прав дедушка,утверждая, что никто на самом деле не таков, каким кажется.