Испания от античности к Средневековью - Юлий Циркин

С вестготами в Испанию пришла арианская церковь. О ее социальной и экономической роли известно очень мало. Можно лишь предполагать, что пожалования королей и магнатов привели к образованию относительно значительной собственности этой церкви, как и ее служителей. Леувигильд издал закон, предусматривавший переход к соответствующей церкви имущества того клирика или монаха, который не оставил наследников (Leg. Vis. IV, 2, 12). Учитывая арианство этого короля, можно почти уверенно говорить, что этот закон имеет отношение именно к арианам, а не к католикам. Структура арианской церкви была подобна католической. Неизвестно, имела ли она единое руководство на общегосударственном уровне. Арианский патриарх упоминается только в Вандальском королевстве, хотя можно думать, что после того как Леувигильд окончательно утвердился в Толедо как в столице королевства, толедский епископ мог стать решающей фигурой при рассмотрении церковных дел во всем государстве. Таким столичным епископом был Ульдида, который уже после обращения готов в католицизм составил вместе с бывшей королевой Госвинтой антикатолический заговор (Bid. а. 589). Арианские епископы, вероятно, как и католические, были связаны со знатью. Известно, что арианский епископ Эмериты Сунна захватил некоторые католические церкви города, в том числе особенно почитаемую базилику св. Евлалии (Vit. Patr. Emer. XI, 27). Церкви же обладали значительным имуществом, и столь почитаемая церковь, как церковь Евлалии, не иметь его не могла. После захвата арианами это имущество, видимо, перешло к ним. Впрочем, надо отметить, что ранее, как об этом уже говорилось, чисто религиозных преследований в Вестготском королевстве не было, так что захваты церковного имущества едва ли имели место. Возможно, что во время расселения вестготов арианской церкви давались какие-то земли, а сами короли и вестготские аристократы, как и католики, могли часть своего имущества также передавать церкви. Хотя у нас конкретных сведений нет, можно все же предполагать, что, как и католическая церковь, арианская тоже являлась значительным собственником. В рамках церковной собственности социальные отношения у ариан едва ли отличались от отношений у католиков. После обращения готов в католицизм имущество арианской церкви, несомненно, перешло к католической.

Какой бы глубокой ни была романизация Испании, полностью покончить с доримскими порядками она не смогла. После кризиса III в. и особенно в период крушения императорской власти и варварских завоеваний местные структуры приобретали новое значение. В Северо-Западной Испании снова появились кастеллы, исчезнувшие было после прочного установления «римского мира». Во всей северо-западной части Пиренейского полуострова возрождается так называемая культура castros, характерная для этого региона в доримские времена. В ходе романизации эта культура, казалось, исчезла, заменившись местным вариантом римской, но во время варварских завоеваний и после крушения римской власти вновь вышла на поверхность. Однако говорить о полном возрождении доримских порядков невозможно. В условиях сначала политического хаоса, а затем на периферии образовавшихся варварских королевств, где контроль центральной власти был минимальным, свой контроль за этими castros установили местные аристократы, многие из которых фактически стали независимыми.

Завоевание Леувигильдом Свевского королевства и его упорная борьба с местными seniores loci привела к установлению политического контроля вестготских королей над этими областями. Но государственный аппарат Толедского королевства не был достаточно сильным и разветвленным, чтобы реально подчинить все эти территории, и короли ограничивались сбором налогов и военным контролем, не вмешиваясь во внутренние дела этих социально-политических единиц.[150] Об их внутренней структуре говорить трудно. Ясно только, что здесь господствовал аристократический режим. Местная знать (скорее всего, потомки до-римской родовой) господствовали над крестьянами, жившими в небольших деревнях, с весьма скудным достатком.

Горная северная часть Пиренейского полуострова в римское время лишь чисто политически подчинялась имперским властям. Крушение этой власти привело и к полному освобождению горного Севера. Вторгнувшиеся в Испанию варвары долгое время не обращали внимания на эти территории, поскольку существующие там природные условия их совершенно не прельщали. Эти земли, конечно, могли быть объектом грабительских набегов свевов и герульских пиратов (Hydat. 140, 171), но реального влияния на местное население эти набеги не оказали. Только во второй половине VI в. Леувигильд, следуя своей централизаторской политике, предпринял походы против васконов и кантабров и заставил их подчиниться. С этого времени вестготские короли считали северных горцев своими подданными. Однако реальное подчинение было довольно относительным и зависело от конкретных политических обстоятельств. Горцы, особенно васконы, не раз использовали любую возможность для выступления против королевской власти. Короли каждое такое выступление рассматривали как мятеж, но эти «мятежи» проходили довольно часто, и каждый раз, когда королевская власть по тем или иным причинам ослаблялась, горцы поднимали оружие против нее. Характерно, что весть о вторжении арабов пришла к королю Родриго в тот момент, когда он воевал против васконов. Во всяком случае походы Леувигильда и его преемников, как и прежние набеги свевов и герулов, на жизнь горцев особого влияния не оказали. Она в значительной степени была организована по старому родовому принципу.

Однако преувеличивать архаичность социальной структуры васконов и кантабров все же нельзя. Между этими народами тоже существовали различия. Кантабрия далее продвинулась по пути социальной эволюции. Местное общество было уже достаточно дифференцировано и иерархизировано. Ни о каком народоправстве речи не было. В «Житии св. Эмилиана» (26, 33) рассказывается, что Эмилиан, получив видение о ближайшей гибели Кантабрии, призвал собрать сенат, на котором и рассказал о грядущей катастрофе; некий Абунданций посмеялся над ним, но вскоре сам погиб от меча Леувигильда. Характерно название органа, который должен был принять решение о будущем Кантабрии, — сенат (senatus). Это совершенно ясно говорит, что речь идет не о народном собрании, а об органе власти верхушки общества, и именно этот орган и полномочен принять решение. В этом же «Житии» (18, 21, 22, 24, 29) еще не раз упоминаются местные сенаторы, чьи рабы или они сами были излечены Эмилианом. Один из них, Сикорий, как уже говорилось, имел, вероятно, местное имя, другие, как Евгений и Гонорий, чисто римские. Если не все они, то многие были потомками позднеримских магнатов. И само сохранение термина «сенаторы» говорит о преемственной связи между магнатами Поздней империи и высшим слоем кантабрийского общества вестготской эпохи. У этих «сенаторов» имелись рабы и собственные виллы. Раскопки показали довольно большое количество богатых вилл, особенно в центральной зоне современной Астурии, они располагались преимущественно около дорог и главным образом в узлах связи различных путей. Хозяева этих вилл, «сенаторы», и осуществляли руководство конкретным сообществом. Как и в некоторых других регионах, здесь тоже роль местной аристократии, видимо, резко увеличилась в период борьбы с германцами.