Врата небесные - Эрик-Эмманюэль Шмитт

нам не следует ее убирать!

– Вот о чем я говорил в начале, Элиезер: есть человеческое существо и есть человек; человеческое существо уже есть, над созданием человека надо еще потрудиться.

Для убедительности Авраам привел пример Бавеля, чтобы показать развитие мира. Там люди уже не жили, как их предки. А его народ, хоть и кочевал с давних пор, зубров отвадил от бродяжничества и сделал своими коровами, быками, телятами, приручил собак, составил стада, овец разделил по свойствам шерсти, козлов – по их покорности, ягнят – по нежности их мяса; короче, он создал передвижное сообщество. Пастухи уже не были дикарями, но жили в согласии с природой. А жители Бавеля с ней расстались. Они кружили по рукотворной вселенной, полностью искусственной, в которой земля задыхалась под кирпичами, вода послушно бежала по желобам, цветы были нарисованы на стенах, а львы вырезаны из камня. В Стране Кротких вод модель Бавеля повсюду брала верх. В скором времени по равнинам расползется тысяча Бавелей. Надо было сопротивляться. Авраам защищал развитую общественную жизнь, но не городскую.

– Нам, пастухам, нужна организованная жизнь в лоне природы.

Обрезание закрепит этот пакт. Тело отмечалось знаком принадлежности к сообществу.

Вождь евреев[78] решил, что сегодня же он сам и Исаак подчинятся этому закону. Я подозревал, что это компенсация: раз у Исаака нет отметины Хама, Авраам предписал ему другую метку. Это отсечение делало Авраама и Исаака детьми Бога, а затем возвращало Аврааму отцовство: у них появится общая телесная характеристика, и он станет родителем Исаака.

Собрание окончилось. Взявшись за руки, Авраам и Сарра старались поговорить с каждым, желая повысить доверие и привести все кланы к этому преображению.

На закате Авраам проскользнул в мой шатер.

– Испытай эту операцию на мне, Нарам-Син!

– Я уже проделывал ее трижды. Освобождал пенисы, которые сами не могли расчехлиться и не давали бедным парням совокупляться. Операция непростая, она требует гигиены и точности, да к тому же очень болезненна. Это меня пугает.

– Ты веришь, что я ничего не боюсь? Я не дрогну. Иначе и другие запаникуют.

– Хоть ты и отважен, но эта зона очень чувствительна.

– Я знаю это слишком хорошо, иначе я не обожал бы так любовь. Бывает, я рычу от счастья.

– Ты будешь выть от боли!

– Дай мне какого-нибудь зелья. Если надо, можешь меня усыпить.

В конце концов я сдался.

Благодаря моему зелью из мака Авраам избежал страданий во время операции, но боль настигла его, когда он проснулся.

– На помощь… – задыхаясь, бормотал он. – Ты присыпал мой конец кремниевыми иглами! Режет, горит…

Я напичкал его всеми снадобьями: опиумом, коноплей, все пошло в дело. Низ его живота затих, лишь когда Авраам совсем отключился; он был не в силах поднять веки; глазные яблоки под ними бешено вращались. Я тоже был на взводе, ведь я знал только Тибора…

Оперировать маленького Исаака оказалось просто, как для него, так и для меня. Оправился он быстро и не изводил себя, как его отец и другие мужчины, сожалениями об утраченном. Из этого я заключил, что обрезание надо делать очень рано[79].

Нура замечательно играла новую, достойную, величественную Сарру, но не могла отказать себе в удовольствии пошутить по поводу моих массовых обрезаний. Однажды вечером, когда множество мужчин с багровыми перекошенными лицами сидели вокруг Авраама, корчась от боли и тщетно пытаясь найти положение, при котором не раздражалась бы пылающая головка члена, Нура язвительно шепнула мне:

– Вот твоя работа… Массовые жертвы! Если бы сейчас на нас напал Нимрод, никто не смог бы защитить даже себя.

Авраам и Сарра сохранили секрет происхождения Исаака. Мы с Элиезером тоже пообещали никогда не раскрывать его. На Сарру снизошло успокоение, и отныне между нею и ребенком расцветала лишенная притворства чистая любовь. Улучив миг, когда поблизости никого не было, я у нее спросил:

– Он чей?

Она мягко улыбнулась:

– Служанки при кухне, у Кубабы. У той и без него пятнадцать ртов. И каждый год приносит нового. Она их стряпает так быстро, что едва одного отнимет от груди, как новый на подходе. На сей раз ей приходится обмазывать грудь черным варом, чтобы дитя больше не признавало и отворачивалось. Думаю, что, попросив ее отдать нам ребенка, которого она носила, мы не обобрали ее, а наоборот, облегчили ей жизнь.

– А почему Кубаба тебе помогла?

– Помогла? Да у нас с самого начала была сделка. Когда мы искали прибежища в Кише, мы просили у царицы разрешения осесть на невозделанных землях. Ты ведь помнишь, что она отказала.

– Как ее за это упрекать? Вокруг рыщет Нимрод, его гигантская Башня поглощает рабочую силу, ему нужны строители и провиант. Тут как раз появилась ты, и вы с ней уединились. Что ты ей сказала?

– Я предложила ей себя в заложники.

– В заложники?

– Я сообщила ей, что Нимрод разыскивает именно меня, что его солдаты рыщут по всему свету, вынюхивая мой след; я та самая женщина, ради которой он построил флигель, где томятся несчастные, и он не теряет надежды заполучить меня. Я предложила царице сделку: если Нимрод нападет на Киш, она выдаст меня в обмен на мир. Я буду гарантией ее безопасности; в обмен Кубаба дает мне ребенка, лекарей, повитух и становится моей сообщницей. Разумеется, она согласилась! А потом этот подлог так нас позабавил, что мы сильно сблизились.

– Тебя не мучает твой обман?

– Для обмана у меня были причины.

– Это важнее угрызений совести?

– Это их не исключает. Но с тех пор как вы с Авраамом узнали правду, я могу вздохнуть полной грудью.

– Мы с Авраамом… Я еще значусь в твоих списках?

Вместо ответа она потрепала меня по щеке и, не давая мне опомниться, чмокнула в губы. Потом торопливо отшатнулась, будто ничего не произошло.

Нура… Мало того, что она мною манипулировала, я еще и испытывал от этого удовольствие. Нура… Она и раздражала меня, и умиляла. Нура… Столь же невыносимая, сколько необходимая.

Нура… Это имя любви или недуга?

* * *

Вдруг все ускорилось. События стали наслаиваться с неистовой скоростью, вовлекая нас в свой водоворот. Если медлительность – это мир, то драма – ускорение.

Сарра исчезла.

Исчезновение – вещь неопределенная. Нет строгой границы между тем мгновением, когда ты кого-то ждешь, и другим, когда терпение лопнуло и ты уже волнуешься, что человек исчез.

Сарра ушла в Киш, чтобы повидаться с Кубабой. На следующий день она не вернулась, и мы с Авраамом решили, что она просто загостилась. На третий день