Грейвел - Линетт Нони

«Нийкс», — тихо сказала она, — «мы оба знаем, что это выглядит не очень хорошо».

— Возможно, милосердие было неправильным словом, но мы не узнаем, пока этот день не наступит, — сказал Эйвен, и единственным свидетельством его раздражения от ее беспечного замечания была предупреждающая вспышка в его глазах. — А пока, должен признаться, мне не терпится приступить к работе. Эти последние несколько недель были потрачены на утомительное ожидание идеального момента для выполнения моего следующего шага, но теперь, когда тебе не удалось выровнять расы смертных — не выгляди так удивленно, Александра, конечно, я знаю об этом — я, наконец, могу действовать. — Выражение его лица стало нетерпеливым, когда он закончил: — Для этого мира наступает новый рассвет, начиная с завтрашнего дня, когда Медора, наконец, начнет чувствовать гнев Мейи.

Он подошел ближе, пока не оказался прямо перед ее лицом.

— С завтрашнего дня смертные будут испытывать боль, не похожую ни на что, что они когда-либо знали. Но ты, моя дорогая… — Он протянул руку и провел кончиком пальца по изгибу ее щеки, взгляд его горячих, полных ненависти глаз впился в нее: — …твоя боль начнется сейчас.

Отступив назад так же внезапно, как он двинулся вперед, Эйвен повернулся к Нийксу.

— Заставь ее истекать кровью. Я хочу, чтобы она была в агонии, но сохрани ей жизнь.

Это был приказ, который заявленный последователь был бы вынужден выполнить немедленно.

Но Нийкс колебался.

Его запоздалая реакция длилась всего долю секунды; достаточно, чтобы Алекс, которая знала, что он не Заявлен, увидела это, но никто другой не заметил, даже Эйвен.

«Шевелись, идиот!» Алекс закричала на него, и он дернулся вперед в шоке в ответ на ее выкрикнутое требование. «Ты должен сделать то, что он сказал, или мы оба покойники!»

Пылающие аметистовые глаза Нийкса остановились на ней, когда он медленно подошел к ней.

«Ни за что. Я не причиню тебе вреда.»

«Ты должен», сказала она ему. «Единственный шанс выбраться отсюда у меня есть через тебя, но для этого ты должен быть жив, а тебя не будет, если Эйвен узнает правду. Он и его охранники схватят тебя, и тогда нам обоим крышка!»

«Эйлия…»

«Думай, Нийкс!» Алекс решительно прервала его, не сводя с него своих серьезных глаз. «Ты знаешь, что должен это сделать. Ради нас обоих. И всех остальных.»

Его горло дернулось, когда он сглотнул, Нийкс вытащил длинный кинжал Мирокса, его рука дрогнула, прежде чем он сумел удержать ее. Увидев лезвие, сердце Алекс бешено заколотилось в груди, достаточно сильно, чтобы она надеялась, что потеряет сознание, прежде чем ей придется испытать то, что должно было произойти дальше.

«Он хочет, чтобы ты истекла кровью», — сказал Нийкс бесстрастным голосом, готовясь сделать то, что, как они оба знали, он должен был сделать. «Но я не могу дотронуться до твоих рук, шеи или чего-то еще, где он тоже сможет увидеть, как я истекаю кровью».

Алекс посмотрела на кожаный жилет и штаны, которые были на Нийксе, продолжающем медленно приближаться, зная, что и то, и другое поможет скрыть раны, которые он разделил с ней, в отличие от его едва прикрытых рук.

«Это означает, что это будет больно», предупредил он. «Очень.»

Желудок сжался, а пульс теперь бешено стучал в ушах, Алекс прошептала:

«Просто сделай это».

«Мне так жаль, котенок», — прошептал в ответ Нийкс, его полный раскаяния взгляд остановился на ней.

… А затем он вонзил свой кинжал ей в бок.

Крик агонии сорвался с губ Алекс, и ее зрение затуманилось, но не раньше, чем она увидела, как Нийкс вздрогнул от собственной боли, а также от ужаса того, что он только что сделал.

Молнии пронзали все тело Алекс, когда ее нервы кричали вместе с голосовыми связками, ее руки чуть не вырывались из суставов, когда она напрягалась, чтобы освободиться от пут и защитно обвить руки вокруг себя. Когда она, наконец, исчерпала свою борьбу и ослабла в цепях, тяжело дыша и ослепленная болью, Эйвен заговорил.

— Такой красивый звук, — сказал он, двигаясь вперед, чтобы провести пальцем под ее головой и приподнять ее подбородок. — Я хочу услышать его снова. Нийкс?

Боль от первой раны сменилась болью от второй, третьей, четвертой и пятой, когда Эйвен снова и снова приказывал Нийксу колоть Алекс, как подушечку для булавок. Ее крики эхом разносились по камере, пока горло не пересохло, а голос не превратился в хриплый, почти беззвучный всхлип. Слезы текли по ее лицу, пропитывая одежду, вместе с кровью из того места, где она прокусила собственную губу от боли. Ее челюсти казались сломанными из-за попыток стиснуть зубы в агонии. Она была слаба от потери крови и истощения, ее лодыжки и запястья были натерты до крови от борьбы с моксирилом… что-то, что она поняла во время своих пыток, что ей придется попытаться прекратить делать, чтобы Эйвен не увидел соответствующие раны Нийкса.

Как раз в тот момент, когда Алекс была уверена, что больше не сможет выжить, Эйвен сказал:

— Хватит.

Ноги Нийкса, все, что Алекс могла видеть, когда она вяло опустила голову, отошли, слегка спотыкаясь… единственный признак его собственной боли.

— Нийкс мастерски владеет искусством пыток, — сказал Эйвен, его голос звучал невнятно для звенящих ушей и затуманенного сознания Алекс. — Он избежит всех твоих основных органов, так что твои травмы, хотя, надеюсь, и будут мучительными, не убьют преждевременно. — Казалось, он был доволен этим; чрезмерным количеством страданий, которые она испытывала. — Я попрошу кого-нибудь позаботиться о тебе за несколько часов до того, как ты умрешь от потери крови, чтобы завтра мы могли провести еще один раунд, начав все сначала. Это может стать нашим способом отпраздновать победу, которую я одержу утром.

Алекс не была уверена, сказал ли он что-нибудь еще после этого. Она не была уверена ни в чем, кроме своей боли, которая быстро переходила в онемение. Онемение было хорошо. Онемение означало, что больше не будет агонии, больше не будет страданий. Онемение означало отсутствие страха перед тем, что Эйвен планировал сделать утром; отсутствие страха, что он отпразднует это, снова мучая ее позже в тот же день… и на следующий… и на следующий.

Выпрямившись на цепях в темной камере, последней мыслью Алекс перед тем, как она потеряла сознание, было то, что, возможно, Эйвен был прав. Если это только начало того, что ей предстояло выстрадать, то убийство, в конце концов, могло быть милосердием.

Глава 31

— Проснись! Ты должна проснуться!

Кто-то открывал рот Алекс,