История Рима (с иллюстрациями) - Сергей Иванович Ковалёв

войну, Деметрий решил отсиживаться в укрепленных пунктах, но римляне быстро взяли две его сильнейшие крепости. Деметрию удалось бежать к Филиппу. Его владения в Иллирии, по-видимому, поступили под протекторат Рима, подобно тому, как это было сделано в 228 г.

В конце лета 219 г. консулы вернулись в Рим, а через несколько месяцев в Испании под ударами Ганнибала пал союзный с Римом Сагунт. Международная обстановка осложнилась до чрезвычайности.

Ганнибал в Испании

Когда в 221 г. Ганнибал стал главнокомандующим в Испании, ему было только 25 лет. Однако, несмотря на свою молодость, он был совершенно зрелым человеком, находившимся в полном расцвете своих духовных и физических сил. Ганнибал прошел прекрасную военную и дипломатическую школу в сложной испанской обстановке под руководством сначала отца, а затем шурина. Трудно было бы найти более подходящие условия для развития природных способностей молодого человека. История сохранила нам две мастерских характеристики великого полководца и государственного деятеля: одна — субъективная оценка Ливия, в которой еще чувствуется отзвук страстной ненависти римлян к своему противнику и того ужаса, который он внушал им в течение почти 40 лет; другая — гораздо более спокойная и беспристрастная характеристика Полибия.

Ливий пишет (XXI, 4):

«Никогда еще душа одного и того же человека не была так равномерно приспособлена к обеим, столь разнородным обязанностям — повелеванию и повиновению; трудно было поэтому различить, кто им более дорожит — главнокомандующий ли, или войско. Никого Гасдрубал не назначал охотнее начальником отряда, которому поручалось дело, требующее стойкости и отваги, но и воины ни под чьим другим начальством не были более самоуверенны и храбры. Насколько он был смел, бросаясь в опасность, настолько же был он осмотрителен в самой опасности. Не было такого труда, при котором он уставал бы телом или падал духом. И зной, и мороз он переносил с равным терпением, ел и пил столько, сколько требовала природа, а не в удовольствие; распределял время для бодрствования и сна, не обращая внимания на день и ночь, — он уделял покою те часы, которые у него оставались свободными от работы, притом он не пользовался мягкой постелью и не требовал тишины, чтобы легче заснуть; часто видели, как он, завернувшись в военный плащ, спал среди воинов, стоящих на карауле или в пикете. Одеждой он ничуть не отличался от ровесников, только по вооружению да по коню его можно было узнать. Как в коннице, так и в пехоте он далеко оставлял за собой прочих, первым устремлялся в бой, последним после сражения оставлял поле. Но в одинаковой мере с этими высокими достоинствами обладал он и ужасными пороками. Его жестокость доходила до бесчеловечности, его вероломство превосходило пресловутое «пунийское» вероломство. Он не знал ни правды, ни добродетели, не боялся богов, не соблюдал клятвы, не уважал святыни».

Жестокость и вероломство Ганнибала остаются целиком на совести римского историка. Ганнибал действительно был неистощим в военных хитростях, но мы не знаем ничего конкретного о его особой аморальности. Вряд ли он слишком резко отличался в этом отношении от людей своей эпохи: римские полководцы были не менее жестоки и вероломны, чем карфагенский.

Полибий в своей основной характеристике (XI, 19) ни слова не говорит о нравственных качествах Ганнибала. Он подчеркивает только его свойства как полководца:

«Разве можно не удивляться стратегическому искусству Ганнибала, его храбрости и умению жить лагерной жизнью, если окинешь взором это время во всей его продолжительности, если со вниманием остановишься на всех больших и малых битвах, на осадах и отпадениях городов, на трудностях, выпадавших на его долю, если, наконец, примешь во внимание всю огромность его предприятия? В течение 16 лет войны с римлянами в Италии Ганнибал ни разу не уводил своих войск с поля битвы. Подобно искусному кормчему, он непрерывно удерживал в повиновении эти огромные разнородные полчища, сумел охранять их от возмущений против вождя и от междоусобных раздоров. В войсках его были ливияне, иберы, лигуры, кельты, финикияне, италики, эллины, — народы, не имевшие по своему происхождению ничего общего между собою ни в законах и нравах, ни в языке, ни в чем бы то ни было ином. Однако мудрость вождя приучила столь разнообразные и многочисленные народности следовать единому приказанию, покоряться единой воле, при всем непостоянстве и изменчивости положений, когда судьба то весьма благоприятствовала ему, то противодействовала».

Правда, в другом месте (IX, 22—26) Полибий пишет о чрезмерном корыстолюбии и жестокости Ганнибала, но делает это очень осторожно. «Относительно Ганнибала и государственных людей, — замечает он, — вообще нелегко произнести верное суждение». В том положении, в котором находился Ганнибал, ему трудно было соблюдать обычные моральные нормы. К тому же слишком много человеческих жизней и интересов было связано с именем карфагенского вождя, чтобы можно было ждать его беспристрастной оценки от современников.

«Вот почему, — заключает Полибий, — нелегко судить о характере Ганнибала, так как на него действовали и окружение друзей и положение дел; достаточно того, что у карфагенян он прослыл за корыстолюбца, а у римлян — за жестокосердного» (IX, 26).

Но если бы даже у нас не было этих характеристик, образ Ганнибала как полководца и государственного деятеля едва ли изменился бы в наших глазах сколько-нибудь существенным образом. Вся его богатая жизнь, проникнутая единой мыслью и единой волей, говорит за себя лучше, чем это могла бы сделать любая литературная характеристика. Нужно еще отметить, что Ганнибал был широко образованным человеком и владел несколькими языками, в том числе и латинским.

Выросший в ненависти к римлянам и усвоивший целиком планы баркидской партии, Ганнибал, придя к власти, начал систематически готовиться к войне. В течение двух летних кампаний 221 и 220 гг. он обеспечил свой тыл походами в Центральную Испанию, покорив воинственные племена олькадов, вакцеев и карпетанов. Весной 219 г. Ганнибал взялся за окончательное завоевание восточного побережья. К югу от Ибера оставался только один значительный центр, не зависимый от Карфагена, — г. Сагунт[159]. Его положение было важно для Ганнибала со стратегической точки зрения. С Сагунтом римляне заключили союз, по-видимому, вскоре после 226 г.[160].

Среди дипломатической подготовки войны вопрос о Сагунте играл первостепенную роль и поэтому был чрезвычайно запутан как с римской, так и с карфагенской стороны. Однако если отвлечься от юридических тонкостей, которыми обе стороны старались прикрыть свои намерения, то существо дела представляется совершенно ясным. Независимо от того, когда и как был заключен союз с Сагунтом (возможно, что инициатива шла от