Ветер и море - Марша Кэнхем

– Бросить вас? – Сердце в ее груди застучало о ребра – так бьется попавшая в силки птица, стараясь вырваться.

– Мне хотелось бы получить шанс доказать вам, что я не такой негодяй, как дал вам повод думать.

Кортни зажала зубами нижнюю губу, чтобы она не дрожала. Она понимала, что Адриан говорит это просто в лихорадке, что бред искажает мысли и поступки человека, и это вовсе не связано с реальностью. И тем не менее под его страдающим голодным взглядом она не могла унять биение сердца или помешать румянцу залить ее щеки.

На короткое мгновение Кортни мысленно перенеслась в капитанскую каюту «Ястреба»: вот она лежит на подстилке из разбросанной одежды; ее тело предает ее и отказывается слушаться, несмотря на ее многолетние упорные старания научиться им управлять, а потом он требует признания, требует от нее слов, которых ему не было необходимости слышать, – слов, уже и так красноречиво сказанных ее телом. Сейчас яркий блеск ее глаз и краска на щеках открыли Баллантайну правду.

– Спите, – тихо произнесла Кортни. – Мы поговорим с вами позже, когда к вам вновь вернутся силы.

– Только не бросайте меня. Обещайте, что не оставите меня!

– Спите, – шепнула она, чувствуя, как ее глаза превращаются в озера слез. – Я не оставлю вас – в таком состоянии.

– Сплю, – пробормотал он и закрыл глаза, но не выпустил руки Кортни. Страшное напряжение немного ослабело, грудь Адриана поднялась с удовлетворенным вздохом, и голова слегка повернулась набок. Пот продолжал струиться по его лицу, но теперь он стал спокойнее, прекратились дрожь и мучительные метания, и только его пальцы некоторое время еще продолжали двигаться, нежно поглаживая руку Кортни.

Мэтью Рутгер пришел в главный лагерь как раз в тот момент, когда солнце появилось на безоблачном небе, словно огромный золотой глаз. Доктор выглядел взъерошенным и сердитым. У него под глазами еще лежали тени, но припухлости и красноты уже не было, и только небольшой синяк красовался на упрямой челюсти.

– Надеюсь, вы со временем все же разбудили бы меня, – проворчал он, когда Кортни повернулась к нему.

– Конечно, – согласилась она. – Когда я решила бы, что вы наконец выспались.

Он ухмыльнулся и, опустившись возле Адриана на мягкий песок, приложил руку к его вздымавшемуся горлу.

– Гм-м, лихорадка, кажется, немного спала.

– Он спал спокойно, если вы это хотите знать.

– А вообще он просыпался?

– Всего на несколько минут. Хотя, правда, не приходил себя.

– Гм-м. А как остальные?

– Посмотрите сами. Я никого из них не отравила и не задушила.

Он поднялся и несколько секунд смотрел на нее, а потом быстро двинулся вдоль рядов раненых, останавливаясь возле каждого, чтобы заглянуть под повязки, проверить раны, потрогать лоб или поднять веко. Кортни шла за ним по пятам, прикидывая, сколько недочетов он сможет найти в ее работе. Ожидая его оценки, она посмотрела на группу мужчин, стараясь не выдать своей обеспокоенности тем, что они наблюдают за ней, возможно, готовые разорвать ее на куски по первому же знаку Рутгера.

Высоко над головами на гребне скал были видны караульные. Скрестив на груди руки и пристроив мушкеты в изгиб локтя, они шагали взад-вперед, ловя взглядом малейшее движение на суше и на море. Внизу несколько человек собрались у огромного железного котла, кроша в кипящую воду овощи, коренья, зелень и остатки баранины, а над ними широкими кругами кружили чайки, привлеченные запахом вареного мяса. Воздух был наполнен ароматом утренней свежести, поднимавшейся от растений. Крошечные спирали песка и золы волчками крутились от легкого ветра, который приносил на берег соленый свежий запах золотисто-серого Средиземного моря.

– Хотя мне очень не хотелось бы в этом признаваться, – выпрямившись, поворчал Мэтью, – но вы прекрасно справились сами. Единственная жалоба, которую я услышал, – это то, что вы не нашли для себя время поспать.

– Я спала несколько часов. – Кортни покраснела от неожиданной похвалы.

– Очень мало. – Мэтт поднял руку и нежно смахнул приставшие к ее щеке грубые песчинки. Свет утреннего солнца играл на ее лице, и в волосах поблескивали прожилки чистого золота. – Он, вероятно, даже не догадывается, насколько должен быть благодарен вам.

– Я не нуждаюсь в его благодарностях. – Взгляд изумрудных глаз метнулся в сторону.

– Он обладает способностью воздействовать на людей, – сказал Мэтт со слабой улыбкой и отвел от нее внимательный взгляд.

– Он абсолютно не воздействует на меня! – рассердилась Кортни, сама не понимая почему.

– Вас не волнует, что происходит с Адрианом?

– Нет, – упрямо ответила она, – не волнует. И я вовсе не желаю, чтобы его заботило то, что происходит со мной.

– И поэтому вы остались с нами? Поэтому он забрал вас с «Ястреба», рискуя собственной жизнью и жизнью своих людей? – Мэтью снова улыбнулся, заметив удивление на лице Кортни, и слегка наклонил голову. – Знаете, пойдемте со мной, расскажите мне все, если хотите. Я хороший слушатель.

– Рассказывать не о чем, – буркнула Кортни.

– Хорошо, тогда я буду рассказывать, а вы слушать. – Он направился к поблескивавшей кромке воды, и после недолгого колебания Кортни последовала за ним. – Вы, без сомнения, беспокоитесь, что ожидает вас, когда мы прибудем в Гибралтар. Не стоит. Как я уже говорил, Адриан и я единственные, кому известно, кто вы, и никто из нас не собирается докладывать об этом властям. Неужели вы и правда думаете, что мы спасли вас только для того, чтобы увидеть, как вас бросят за решетку?

– Я больше не знаю, что думать. – Кортни почувствовала, как вспыхнули ее щеки и от смущения обожгло глаза. – Все так стремительно изменилось. Я даже не знаю, хочу ли получить свободу. – Она посмотрела на морщины на лице доктора и с горечью продолжила хриплым голосом: – Вы отняли у меня все, чем я дорожила в этой жизни, все, что я могла назвать своим. Вы уничтожили мой дом, мою семью, моих друзей. Вы заставили меня оглянуться назад и признать... – Она замолчала и яростно прикусила губу.

– Заставили вас признать – что?

– Признать, что я не принадлежу к миру моего отца, но я не принадлежу и к вашему миру. Я не могу вернуться назад. И я не могу идти вперед.

– Святые небеса, вы рассуждаете, как девяностолетняя старуха, закоснелая в своих привычках и неспособная принять ничего нового. Вам же всего... шестнадцать? Семнадцать?

– Девятнадцать, – сквозь зубы процедила Кортни.

– Пусть так. Все равно вы достаточно молоды, чтобы измениться.

– Однажды я уже изменилась. Не думаю, что снова смогу это сделать. А кроме того, наряды, драгоценности и изысканные манеры не изменят того, кем я стала теперь. Они не изменят моего отношения к тому, что можно пить чай и лакомиться цветами магнолии на веранде какого-нибудь ранчо.