Убегающий от любви - Юрий Поляков

Натренированный зал взорвался аплодисментами, показавшимися Саше совершенно кощунственными в данном конкретном случае, и он в знак протеста хлопнул только два раза, да и то еле слышно.

Тем временем в верхней части буквы «А» в луче прожектора возникла женщина и, смущаясь, стала неловко спускаться по лестнице. Ей было около сорока. Чуть располневшая фигура скрадывалась скромным, но со вкусом выбранным платьем. На милом, еще вполне привлекательном лице застыла скорбь семейной драмы. Особенно понравились Калязину ее глаза — темные, глубокие и чем-то знакомые. Саша вздрогнул: брошенная жена Ирина напомнила ему собственную брошенную жену. Нет, не внешне, хотя и Татьяна в последнее время от своих бесконечных лежачих телефонных переговоров немного располнела. Похожими их делал тот особый неброский шарм, очень редко встречающийся, который когда-то свел Калязина с ума и который с годами не исчезает, а становится тоньше, сообщая женщине некое позднее, прощальное благородство. Конечно, в Татьяне этого шарма Саша давно уже не замечал, но сейчас, глядя на печальную Ирину, он словно бы в смутном зеркальном отражении увидел свою жену…

— Фрустрационный аффект… — пробормотал справа Либидовский.

— Что вы сказали? — уточнил Саша.

— Это я так…

Ирина медленно, глядя себе под ноги, прошла по подиуму и села в кресло, бессильно уронив руки на колени.

— Скажите, Ирина, — задушевно спросил, выдержав пространную паузу, Сугробов, — что-нибудь предвещало вашу семейную катастрофу?

— Нет, ничего… — тихо ответила она, стараясь не смотреть в зал.

— Пожалуйста, громче!

— Нет, ничего… — Голос ее задрожал. — У нас была прекрасная семья. Мы знакомы с мужем со школы. И он всегда был так внимателен. Не пил, мастерил что-нибудь по дому. Соседи завидовали… Мама даже говорит: сглазили…

Данилиана слева удовлетворенно хмыкнула.

— У вас есть дети? — спросил Сугробов.

— Да. Коля недавно женился… Леночке — десять лет… Очень послушная девочка, безумно любит отца…

Это случайное совпадение — недавно женившийся сын — наполнило Калязина нехорошим предчувствием.

— И ничто не предвещало беду? — зловеще удивился Сугробов.

— Все было так хорошо! Муж устроился на новую работу в банк. Он экономист, очень опытный… Стал прилично получать. Я даже ушла с работы. Я была воспитательницей в детском саду… У нас появились деньги… Мы поменяли мебель… Я стала одеваться… Вот, платье купила… — Она всхлипнула и, чтобы скрыть волнение, расправила подол.

— Так что же случилось?

— У него появилась другая женщина. Его секретарша… Молоденькая… Не то что я теперь… Она буквально его приворожила…

— Дисморфомания, — пробурчал справа Либидовский.

Данилиана слева победно засопела.

«Идиотизм какой-то! — внутридушевно содрогнулся Калязин, и на минуту ему показалось, что это шоу специально устроено, чтобы унизить и оболгать его. — Но не мог же Гляделкин организовать все это специально? Это ведь стоит безумных денег, а он за копейку удавится! Нет, простое совпадение…»

— Когда вы узнали об этом? — решительно спросил брошенку Сугробов.

— Сначала я догадалась…

— Каким образом?

— Я не знаю, как об этом сказать… Здесь…

— Я вам помогу. Муж к вам охладел?

— Да, охладел, — облегченно подтвердила она. — Он приходил домой, отдавал деньги, но как женщина я его больше не волновала…

— И что вы сделали?

— Ничего. Ждала, пока нагуляется…

— А он не нагулялся?

— Нет. Однажды он пришел с работы раньше обычного, позвал меня на кухню, чтобы Леночка не слышала, и сказал, что уходит от меня…

— И чем же он мотивировал этот поступок?

— Мотивировал? Да, мотивировал… Он сказал, что в банке многое понял, что у него теперь новая жизнь и в этой новой жизни ему нужна другая женщина, которая его понимает и помогает ему… И такая женщина у него теперь есть…

— А вы ему, значит, не помогали?

— Помогала! В институте я ему конспекты переписывала…

— Вот она, мужская неблагодарность! — воскликнул Сугробов и впился взором в зал, ища сочувствия.

Зрители, надо сказать, уже возмущенно роптали. Калязин на минуту представил себе, что вместо Ирины в кресле сидит Татьяна, — и ему стало горько.

— Печальный случай, — покачал головой ведущий. — Но подозреваю, тут дело сложнее. Наверное, вы в какой-то момент перестали соответствовать его жизненным стандартам. Ведь так?

— Я села на диету… — вымолвила женщина.

— Наверное, этого оказалось недостаточно?

— Наверное…

— И с тех пор вы с мужем не виделись?

— Нет, он собрал вещи. Оставил мне квартиру. Даже из новой мебели ничего не взял, кроме своего письменного стола. Деньги он мне присылает по почте…

— А вы бы хотели его увидеть?

— Хотела бы, — прошептала она безнадежно. — Но он больше не придет…

— Не придет? — победно возвысил голос Сугробов. — То, что невозможно в жизни, возможно на телевидении! Встречаем: Анатолий, муж, бросивший Ирину!

И зал снова зааплодировал, вызвав у Калязина приступ тошноты. Из буквы «А» решительно вышагнул и ловко сбежал по лестнице невысокий подтянутый Анатолий, одетый в характерный для банковских служащих дорогой костюм с изящным — не в пример ведущему — галстуком. У Анатолия было узкое лицо, крупный нос и близко поставленные глаза, смотревшие настороженно. Увидев его, Ирина страшно побледнела, губы ее задрожали, она судорожно вцепилась в брошь на груди и отвернулась, чтобы не смотреть на блудного мужа. Он сел рядом с бывшей женой и машинально отодвинулся вместе с креслом.

— Не двигайте стул! — раздался суровый окрик сверху. — Свет собьете!

Блудный муж неохотно вернул кресло на прежнее место. Сугробов подошел к нему и некоторое время молча смотрел с осуждающим любопытством.

— Здравствуйте, Анатолий, — наконец заговорил Сугробов. — Спасибо, что согласились принять участие в нашей передаче!

— Пожалуйста, — ответил тот, бросив короткий взгляд на Ирину.

— Скажите, Анатолий, неужели вам не жаль разрушенной семьи?

— Жаль.

— Так, может быть, вы совершили ошибку и вот сейчас, на глазах у многомиллионных телезрителей исправитесь? Ирина, вы бы простили Анатолия?

— Простила бы… — еле слышно отозвалась она, мертво глядя в угол студии. — Ради детей…

— Громче! — потребовал голос сверху.

— Не могу я громче, не могу! — закричала она и забилась в истерике.

Зал нехорошо зашумел. Пока помреж бегал за водой, а сексопатолог, борясь с одышкой, лазил на подиум и щупал пульс у рыдающей Ирины, Сугробов стоял возле розового куста, меланхолически поглаживая бутоны. А Калязин в смятении вспоминал свой последний разговор с Татьяной и особенно то, как она впивалась в него ледяными пальцами, вглядывалась в его глаза и шептала, плача: «Са-аша, какой ты жесто-окий!»