📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгФэнтезиПоследнее волшебство - Мэри Стюарт

Последнее волшебство - Мэри Стюарт

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 98 99 100 101 102 103 104 105 106 ... 128
Перейти на страницу:

Я, разумеется, много думал о том, как выбраться из темной могилы. Но священный полый холм, внутри которого меня торжественно похоронили, словно сам преградил мне выход наружу: чтобы завалить отверстие пещеры, сверху обрушили чуть не весь склон. И сколько бы я ни старался, мне никогда не разобрать и не пробить этот завал. Другое дело – если бы у меня были необходимые орудия. Тогда рано или поздно можно было бы пробиться. Но у меня орудий не было. Ломы и лопаты всегда хранились под скалой, где у меня был устроен навес для лошади.

Была еще одна возможность, и она все время не шла у меня из головы. Кроме тех пещер, которые я освоил, внутри холма имелась еще целая цепь пещер, поменьше. Они сообщались одна с другой, расходясь по всей внутренности холма, и одна из них представляла собой круглую шахту, наподобие трубы, пронизывающую холм до самой верхушки и открывающуюся в маленькой ложбинке. Там в стародавние времена под давлением древесных корней и под действием непогоды треснула каменная плита, и через эту трещину вниз проникал свет, иной раз сыпались камешки и сочилась дождевая вода. Этим же путем вылетали наружу обитающие в подземелье летучие мыши. Со временем внизу накопилась целая груда насыпавшихся камней, образуя как бы возвышение на дне пещеры, которое чуть не на треть поднималось к «верхнему свету», как я назову это отверстие. Теперь я с надеждой пробрался туда, чтобы посмотреть, не «выросла» ли эта каменная лестница, но был разочарован: над ней по-прежнему зияла пустота в добрых три человеческих роста, а затем шахта изгибалась, сначала круто, потом полого и только тут оканчивалась дневным сиянием. Можно было себе представить, что человек молодой и ловкий смог бы выбраться этим путем наружу без посторонней помощи, хотя каменные стены шахты были мокрыми и скользкими, а кое-где ненадежными: того и гляди, обвалятся. Но для человека в летах, да еще только-только с одра болезни, это представлялось неосуществимым. Единственным утешением служило то, что здесь к моим услугам действительно был хороший дымоход, в холодные дни я смогу без опасений разжигать жаровню, наслаждаться теплом, горячей пищей и питьем.

Естественно, я подумывал и о том, чтобы развести в пещере настоящий огонь в надежде, что дым, выходящий из холма, привлечет внимание людей; но против этого было два соображения. Во-первых, жители окрестных мест привыкли каждый вечер видеть, как над холмом поднимаются тучи летучих мышей, похожие издалека на столбы дыма; а во-вторых, у меня было мало топлива. Оставалось только беречь на зиму мои скудные запасы и ждать, пока кто-нибудь подымется по оврагу к святому источнику.

Но никто не подымался. Двадцать дней, тридцать, сорок отсчитал я насечками на палочке. Я с огорчением убедился, что простые люди, так охотно являвшиеся помолиться духу источника и принести дары живому человеку, который исцелял их недуги, умершего волшебника боятся и предпочитают не приближаться к полому холму, где поселились, по их понятиям, новые духи. А поскольку тропа, проходящая по оврагу, кончается у входа в пещеру, где бьет источник, мимо тоже никто не проезжал. Так что никто не появлялся по соседству от моей гробницы, кроме птиц, чьи голоса до меня доносились, и, наверное, оленей, да еще однажды ночью я услышал, как лиса – а может быть, волк – обнюхивает камни, завалившие вход.

Так проходили дни, обозначенные рядом насечек, а я по-прежнему был жив и даже – что давалось все труднее, – всеми доступными мне способами преодолевал страх. Писал, строил планы, как вырваться на свободу; хозяйничал; и, не стыжусь признаться, коротал ночи – а иногда и безнадежные дни – с помощью вина, а то и сонного зелья, притуплявших чувства и скрадывавших время. Я не поддавался отчаянию – существуя словно бы по ту сторону смерти, я держался, как за веревочную лестницу, спущенную сквозь окно у меня над головой, за такой ход мыслей: я всегда повиновался моему богу, от него получал магическую силу и обращал ее на службу ему же; теперь она перешла от меня к моей юной возлюбленной, она ее у меня отняла; но, хоть жизнь моя, казалось бы, кончилась, мое тело, неизвестно почему, не было предано ни огню, ни земле. И теперь я жив, вновь силен телом и духом и нахожусь пусть в заточении, но в своем полом холме, посвященном моему богу. Неужели во всем этом нет предназначения и цели?

С такими мыслями я однажды отважился забраться в кристальный грот.

До сих пор, ослабевший, лишенный, я знал, магической силы, я не решался вновь очутиться там, где меня посещали видения. Но однажды, просидев несколько часов в темноте – мой запас свечей подходил к концу, – я все-таки взобрался на каменный уступ в дальнем конце главной пещеры и, согнувшись, пролез в хрустальный полый шар.

Меня вели лишь приятные воспоминания о прошлом могуществе и о любви. Света я с собой не взял и не ожидал ничего увидеть. А просто, как когда-то мальчиком, лег ничком на острые грани кристаллов и погрузился в плотную тишину, наполняя ее своими мыслями.

Что это были за мысли, я не помню. Может быть, я молился. Но не вслух. Через некоторое время я почувствовал – как в непроглядной ночной тьме человек не видит, а вдруг ощущает наступление рассвета – какой-то отзыв на свое дыхание. То был не звук, а лишь еле уловимое эхо, словно рядом пробудился и дышит невидимый призрак.

Сердце у меня заколотилось, участилось дыханье. То, другое, дыханье тоже стало чаще. Воздух в гроте тихо запел. По стенам хрустального шара побежал, отзываясь, такой знакомый ропот. Слезы слабости переполнили мне глаза. Я произнес: «Так, значит, тебя привезли и поставили на место?» И из темноты мне отозвалась моя арфа.

Я пополз на этот звук. Пальцы коснулись живой, шелковистой деревянной поверхности. Резной край рамы лег мне на руку, как рукоять великого меча у меня на глазах не раз ложилась в ладонь Верховного короля. Я, пятясь, вылез из грота, прижимая арфу к груди, чтобы заглушить ее жалобный стон. И ощупью пробрался обратно в свое узилище.

* * *

Вот песнь, которую я сложил. Я назвал ее «Песнь погребенного Мерлина».

Куда ушли они в сиянии –

Свет солнца, и большой ветер,

И бог, отвечавшие мне

Сверху, от небесных звезд,

И звезда, лучившаяся для меня,

И голос, говоривший со мной,

И сокол, указывавший мне путь.

И щит, укрывавший меня?

Ясен путь к воротам,

У которых все они ждут меня.

Я верю, что они ждут меня.

День померк,

Ветер утих,

Все, все ушло в сиянии,

Один я остался.

Что проку призывать меня?

Ведь у меня нет ни щита, ни звезды.

Что проку преклонять передо мной колена?

Ведь я – всего лишь тень

Его тени.

Всего лишь тень

Звезды, которая упала

Давным-давно.

* * *

Ни одна песнь не родится целой и законченной с первого запева, и я сейчас не помню, сколько раз я ее спел, прежде чем осознал, что слышу какой-то необычный звук, словно бы стучавшийся мне в душу вот уже на протяжении нескольких куплетов. Я подождал, пока замрут певучие звуки, легонько прижал ладонью струны и прислушался.

1 ... 98 99 100 101 102 103 104 105 106 ... 128
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?