Солдат императора - Клим Жуков

Вот и городской оркестр прибыл, – решил я.

Хотелось выть в голос, но я держался. Успею ещё.

– Готово дело! Давай дотаскивай дрова! И этого сюда, уж скоро докончим!

– Хворост нужен! И маслица бы, иначе хрен растопим – такая сырость! Растопку давай! И маслица, маслица!

Конвой сократился до двух верзил, куда я сбегу с заполнявшейся площади? Кажется, из цеха мясников верзилы, я ведь их знал в лицо по нелегким будням в похоронной команде. Вот как жизнь обернулась.

Меня вели вдоль древоносной цепочки, а я думал про себя, что очень эти цветные кляксы мне что-то напоминают, особенно в контексте дуэта барабана и флейты. Не хотелось на костер, вот слабый разум и цеплялся за всякую мелочь.

Мелочь.

Мелочь ли?

И тут… до сих пор не могу поверить. Оборачиваюсь назад и не верю.

Барабан смолк. Над площадью разнесся новый звук. Кто-то хрипло, но очень громко принялся вещать:

– Народ, мля! Кто хочет жить, ни о чем не думая, и умереть быстро? Записывайтесь в армию! Добро пожаловать под знамёна императора Карла V!

Бог любит пехоту.

Очень любит.

И меня заодно.

Я вмиг всё понял. Перья, барабан, знамена…

Зря конвоиры забыли, что я чертовски здоровый.

Выждать секунду и…

Мой башмак обрушился на свод стопы одного верзилы. Не успел он дурно заорать, а как еще может орать такая мразь, только дурно, как локоть врезался в нос второму, после чего ваш покорный слуга рванул, словно олень на случку.

Вы думаете собрался бежать, а зря! Я побежал сражаться, все равно так просто не уйти, хоть пошумлю напоследок.

Короткий спринт через ошалевшую бюргерщину закончился возле добровольных пиротехников.

Я ухватил приличную жердину и принялся делать то, к чему у меня призвание. Крушить с двух рук на пра, на ле.

Как же я разозлился!

Мне бы только места поболе, чтоб размахнуться! Место нарисовалось само собой. Никому не хотелось получить жердь в колено, а тем паче в черепушку. Поглазеть как человека жарят – это пожалуйста. А если человек вдруг норовит оглоблей в ухо – ну уж, дудки.

Остановить меня всё же пытались.

Бюргеры, если соберутся – народ серьезный.

Петер Хольст, суконщик, остался лежать со сломанной ногой, я отбил еще три шага, не помню кто, с рыжими баками, получил горячего в ключицу и осел, ещё три шага, добрый соседушка Жана пытался даже пофехтовать припасенной шпагой, но не учел превосходной массы и длинны жерди, проиграл соединение и просрал выпад, заработав боковой миттельхау[86] в челюсть, после чего исчез в медицинском направлении, а я выиграл еще пять шагов.

Куда я ломился легко догадаться. Подальше от костра и поближе к своим.

Своим!

Ландскнехты пришли!

Посреди эллипсоидов спасительной жерди, кто-то ловкий умудрился подскочить ко мне и обеими руками яростно схапать центр древка.

Какое счастье, с.о. Ян Якоби собственной персоной! Какой неугомонный попик. Я прикрыл бедром свои нежные тестикулы, куда тыркалась его коленка, весь откинулся назад и с наслаждением ахнул лбом в харизматическое лицо прокурора-любителя. Тот оставил впокое жердину и занялся своей перекошенной личностью.

Я размахивал палкой, пинался, бежал, прыгал, скакал и очень много разговаривал, всего и не вспомню.

Кажется я говорил «г-р-р-р-р», «ы-ы-ы-ы-р-р-р», «н-а-а-а», по-моему было еще «х-ы-ы-ы», и точно «бля-а-а-а».

Меня почти заломали, но я вырвался. Почти затоптали, мечущиеся горожане, но я ушёл. Находчивые бюргеры придумали кидаться дровами, что так торопливо запасали, но верному прицелу здорово мешали бюргеры ненаходчивые, что бегали по площади.

Таким образом, ваш везучий повествователь, лишившийся рукава, двух зубов и пары миллионов нервных клеток, но сохранивший жердину, жизнь и честь, что остались в целости, совсем как у кайзера Франца после Павии, выскочил из толпы прямо на имперских вербовщиков.

А кто это ещё мог быть?!

Полурота – сорок алебардистов и десяток мушкетеров. Краса и гордость ландскнехтских баталий. Вамсы в разрезах, рукава шириной с Ла-Манш, огромные береты с павлиньими и страусиными оперениями и, конечно, эпатажные гульфики.

Развернутое знамя с родным андреевским крестом и четырьмя кресалами. Два флейтиста. Писарь.

А под знаменем на барабане… лопни мои глаза!

Слегка погрузневший, украсившийся колоссальными огненными усами до ушей и шикарным косым шрамом на морде, здорово возмужавший, если не сказать, постаревший, ветеран великих сражений и удалых кабацких драк, герой детских сказок – веселый пикинер Кабан-Эрих!!!

Кабан восседал на барабане, те теряя достоинства, взирал маленькими свинячьими глазками на суету жирных бюргеров. Завидев мою попорченную персону, он собрался что-то рявкнуть, но вдруг с треском захлопнул свою обширную пасть и так вылупился, как будто очень хотел, но совсем не мог снести большое яйцо.

Я браво щелкнул каблуками, безукоризненно выполнил «к ноге» моей жердью и, не давая опомниться отрапортовал, поводя челюстью в такт словам:

– Герр гауптман! Пауль Гульди, умелый солдат, для прохождения службы прибыл!

– Эрих скривился, что обозначало самую дружелюбную улыбку, но быстро вник, что обстоятельства вербовки, мягко говоря, не самые штатные. Сзади собиралась туча разозленного народу, постепенно приходившего в себя.

Опытный ландскнехт начал действовать:

– Гельмут, – писарю не поворачивая головы, – этого зачислить на довольствие.

– Встать в строй, – это мне.

– Чего надо? – Это горожанам, протягивая «н». И выразительный плевок под ноги.

Стена людей колыхнулась, выпуская самых говорливых.

Впереди образовался давешний бородач, настроенный воинственно и решительно в компании с.о. Яна, настроенного мстительно. Настоящая фурия с залитым кровью лицом и новоприобретенным гасконским носом.

– Солдат, я Себастьян ван дер Виртенбрюк, заседатель городского совета. А это святой отец Ян Якоби, уважаемый священнослужитель! – как будто кто-то интересовался их именами.

В ответ снова долгое «н» дуэтом с «у»:

– Н-н-у?

– Этот человек, – пальцем в меня, сколько можно тыкать в меня пальцем, – опасный преступник, уличенный в колдовстве и отравлении водоемов, повинный в моровом поветрии, поразившем город, приговоренный к смерти через сожжение на костре!

– И?

– Что, «и»? Что, «и»!? Солдат, вы издеваетесь?! Вам не понятно кто перед вами?! – Ван дер кто-то срывается на крик и почти топает ногами, он в ярости, бедняга, – вам надлежит немедленно, вы слышите, немедленно, выдать этого человека в руки правосудия! И побыстрее! Как вы смеете передо мной сидеть?! Встать!!!