Почему евреи не любят Сталина - Яков Рабинович

В тот же день и с той же кафедры был изгнан другой преподаватель АОН — профессор С. С. Мокульский, обвиненный в популяризации немецкой формалистической школы театроведения. Предварительно он также был пропущен через партийное чистилище в Московском институте театрального искусства, где в 1948 г. его отстранили от должности директора, а теперь лишили и членства в партии.

Потом один за другим в течение 1949–1950 гг. АОН и Высшую партийную школу вынуждены были покинуть историки Л. И. Зубок, И. С. Звавич, И. И. Минц. Для них это был давно уже предрешенный финал, к которому они шли, начиная с памятного не только им закрытого партийного собрания исторического факультета Московского государственного университета 17 марта 1949 г. С докладом на собрании выступил проректор МГУ профессор А. Л. Сидоров[262]. Он подверг резкой критике не только академика И. И. Минца, но и преподавателей возглавлявшейся им кафедры Е. Н. Городецкого и М. М. Разгона. Всех их объединили в одну группу, деятельность которой была названа «наиболее ярким проявлением антипатриотизма на историческом факультете». Поскольку Минц помимо работы в МГУ заведовал еще кафедрой истории СССР в Высшей партийной школе при ЦК ВКП(б) и сектором истории советского общества в Институте истории АН СССР, руководил аспирантами в АОН, был заместителем академика — секретаря отделения истории и философии Академии наук СССР, членом редколлегии журнала «Вопросы истории», ответственным секретарем главной редакции многотомной «Истории гражданской войны СССР» и занимал еще другие должности, его обвинили в стремлении установить монополию в исторической науке. В конкретно научном плане «группу» Минца упрекали в принижении роли русского народа и его авангарда — русского рабочего класса в отечественной истории.

В те же мартовские дни 1949 г. академик Минц вынужден был предстать в роли кающегося грешника и перед партийным собранием руководимого им секретариата Главной редакции «Истории гражданской войны СССР».

В итоге перечень предъявленных ему обвинений пополнился еще и срывом задания ЦК по подготовке третьего и последующих томов указанного многотомного издания, а в состав «сколоченной» им группы историков-евреев попала и его ученица, профессор Э. Б. Генкина.

Партийные организации исторического факультета МГУ и секретариата Главной редакции «Истории гражданской войны СССР» потребовали, как и следовало ожидать, увольнения Минца и его единомышленников, что и было немедленно сделано.

Процесс развенчания мэтра советской исторической науки, напоминавший разгром школы М. Н. Покровского в середине 30-х гг., само собой разумеется, направлялся со Старой площади. Там в Управлении пропаганды и агитации ЦК концентрировался весь компромат на Минца, который соответствующим образом препарировался и докладывался Сталину и Маленкову. В ходе сбора и обработки такого рода информации (этим занимались Д. Т. Шепилов и Ю. А. Жданов, возглавлявший сектор науки в Агитпропе) появились, например, данные о том, что из 28 научных сотрудников секретариата редакции «Истории гражданской войны СССР» русских — восемь, евреев — четырнадцать, немцев — один, украинцев — один и т. д. Таким образом, возник повод для придирок, что и требовалось Сталину, который был недоволен статьей Минца «Ленин и развитие советской исторической науки», опубликованной в первом номере журнала «Вопросы истории» за 1949 г. В ней академик, совершенно проигнорировав сталинский «Краткий курс истории ВКП(б)», утверждал, что начало изучению советского периода отечественной истории положили его ближайшие ученики Городецкий[263], Генкина, Разгон и др.

Такое пренебрежение к вкладу вождя в историческую науку не могло остаться безнаказанным.

4 апреля 1949 г. вышло постановление Политбюро, которым Сталин нанес решающий удар по «школе» Минца: распустил старый состав редакционной коллегии журнала «Вопросы истории», в который входили кроме Минца А. М. Панкратова[264]и другие историки-марксисты, тяготевшие к коммунистической догматике ленинского типа. Был утвержден новый состав во главе с выходцем из среды старой московской профессуры — директором Института истории материальной культуры А. Д. Удальцовым[265].

Наряду с Минцем гнев распаленной властями научной общественности испытал на себе работавший с ним на одной кафедре в МГУ профессор Н. Л. Рубинштейн, автор раскритикованного в 1948 г. и потом запрещенного учебника «Русская историография» (М., 1941). Он также был изгнан из университета и тогда же, в марте 1949 года, вынужден был покинуть пост научного руководителя Государственного исторического музея.

По вполне понятным причинам на том же мартовском партийном собрании исторического факультета МГУ наиболее изощренной моральной порке подверглась еврейская профессура, специализировавшаяся в области англо-американской новой и новейшей истории. Особенно яростно нападали на профессора Л. И. Зубка. Сама нестандартность его биографии вызывала подозрение и раздражение у обличителей космополитизма. При царившей тогда ксенофобии казалось невероятным, что он, родившийся в 1894 г. в местечке Радомышль на Украине и потом с 1913 по 1924 г. находившийся в эмиграции в США, где жил и работал в Филадельфии, будучи членом сначала социалистической, а затем коммунистической партий, мог после всего этого преподавать в советском вузе. Его обстоятельная монография «Империалистическая политика США в странах Карибского бассейна. 1900–1939» (М.-Л., 1948) превратилась в объект огульной критики. В ней Зубок якобы с чрезмерной симпатией оценивал государственную деятельность президента Ф. Рузвельта и «затушевывал» экспансионистский колониальный характер его внешнеполитической доктрины «доброго соседа», провозглашенной в 1933 г. В частности, ученого упрекали за то, что в своих монографии и статьях он характеризовал государственного секретаря США Ч. Хьюза[266]как поборника независимости Мексики, тогда как Сталин назвал его «висельник Юз»[267]. Когда Зубок сначала лишился работы в университете, а потом и совсем оказался не у дел, он со дня на день, точнее с ночи на ночь, ждал ареста. Но самого худшего так и не последовало. Согласно наивному семейному преданию, беду отвратило заступничество Светланы Сталиной, которая в то время училась у профессора на историческом факультете[268]. На самом деле историка не тронули только потому, что арестованные тогда Лозовский и Юзефович, которые знали Зубка еще с конца 20-х гг. по совместной работе в Профинтерне, решительно отрицали на допросах какую-либо его вовлеченность в «антисоветскую деятельность».