Подземный мир и живая вода - Алексей Вячеславович Зубков

отвела», — вспомнил Ласка и ударил чудище раньше, чем оно поняло, где точно находится невидимый противник.

Помятая чешуя не поддавалась волчьим зубам, но трофейная секира прорубила шею до середины и не завязла в ране. Противник упал. Удар секирой привлек внимание и сделал Ласку видимым. Ядвига вскрикнула, когда перед ней из воздуха проявился вооруженный человек. Колдун подавился на полуслове.

Кто из них главный? Конечно, ведьма.

Ласка ударил Ядвигу и промахнулся. Ударил еще раз, и тоже мимо. Уловил движение слева и с размаха ткнул колдуна нижним концом древка. Неприцельно, куда Бог пошлет.

Колдун покатился с лестницы и, наверное, больно ушибся, потому что левой рукой держал кобзу, чтобы не разбить ее о ступеньки.

— Ай! — вскрикнул он, когда упал в огненную стену, и черный балахон вспыхнул.

Ядвига хлопнула в ладони, огонь тут же погас.

Ликантроп-вожак перепрыгнул строй мертвецов и оказался рядом с колдуном. Колдун ойкнул, когда могучая лапа сжала его шею, махнул рукой, и мертвецы замерли как статуи. Не то, чтобы их осталось много, но и людей с волками сейчас стояло на ногах заметно меньше, чем вошло в дом.

— Не убивай его! — попросила Ядвига.

Ее никто не держал, и она спокойно могла бы уйти через второй этаж.

— Пролить кровь ведьмы — плохая примета, — ответил вожак, — Иди сюда, посиди с ним у стенки. Руки держи на виду и не думай отводить глаза. Волки не люди, мы вас и учуем, и услышим.

Провел обоих пленных до стены и усадил на пол. Рядом с ними сразу же сели волки, облизываясь и показывая зубы. Олаф выбежал из дома, ударился о землю и вернулся обратно голым человеком, дрожащим от холода.

— Благодарю, господа волки, — сказал Фредерик, убрал меч в ножны и поклонился, — Олаф, я к сожалению, не знаю ваш этикет. Я в долгу перед вами. Прилично ли будет рассчитаться золотом?

— Прилично, — сказал Олаф, — Но обстоятельства изменились.

— Нужно больше золота?

— Нет, — ответил за Олафа вожак.

Он подошел к Фредерику и положил лапы-руки ему на плечи. Сделал еще шаг, прижал рыцаря к стене, отщелкнул застежки кирасы на плечах, разорвал грудь и вытащил сердце, обрезав аорту когтем на мизинце.

— Мне нужна корррона, — прорычал вожак.

— Папа! — крикнула Рафаэлла.

Она подбежала к отцу и скороговоркой прочитала заклинание, останавливающее кровотечение. Кровь перестала вытекать из разорванных сосудов, хотя при отсутствии сердца это не очень важно.

— Я коррроль! — взревел ликантроп, поднимая над головой окровавленное сердце, — Корррона моя по праву!

— Ты жалкая тварь! — Ядвига вскочила на ноги, — Корона по праву моя! Я наследница Меднобородого!

— Ты? — на нее обернулись все в зале.

Ядвига провела ладонями по волосам и стряхнула с них зеленую патину. Волосы из зеленых веревок превратились в медную проволоку, каковой они всегда и были.

— Отберрри! — прорычал ликантроп, сунул сердце в пасть, торопливо разгрыз и проглотил.

— Чтоб ты подавился, — сказала Ядвига и топнула ногой.

Ликантроп вздрогнул, попытался глотнуть, попытался рыгнуть, вцепился когтями себе в горло, надорвал его, но не успел. Замер и рухнул замертво.

[1] Король и шут. «Проклятый старый дом».

28. Глава. В худшем случае пациент все равно мертв

Волки смотрели то на людей, то друг на друга, и скалили зубы. Младший ликантроп стоял, глядя на Ядвигу с колдуном. Оборотни в волчьей ипостаси двигаются существенно быстрее, чем в человеческой, но соображают намного медленнее. Особенно, когда обстоятельства внезапно изменились, надо принять важное решение, и никто не торопит. В голове ликантропа крутилась какая-то мысль, и он пытался выразить ее словами.

— Кто теперь вожак? — спросил один из волков.

Большой, сильный, злой, на вид довольно удачливый, потому что нисколько не раненый, даже не потрепанный и не уставший. После многодневного-то пробега и последующей битвы. Пожалуй, единственный здесь, на ком не было ни одной раны.

— Я! — сказал младший ликантроп.

Он как будто об этом и думал. Волки посмотрели на него, не решаясь возразить.

— Нет, я! — сказал тот же волк и бросился на ликантропа, целясь в горло.

Бенвенуто подскочил к пушке и хлопнул по запальному отверстию, как будто изображая, что он заклепывает орудие.

— Не деррргаться! Всем сидеть! — вразнобой закричали оборотни. И Олаф в человеческом облике, и какие-то четвероногие волки, которые не теряли умение разговаривать, сменив обличие.

Претендентом оказался наглый и небитый Вольф. Ликантроп выглядел намного сильнее, чем принц Ахупор во Дворе Чудес. И сильнее, чем оборотень, который тогда почти победил Вольфа. Если прикинуть по весу, то раза в два, а то и в три тяжелее, и это сплошные мускулы, а не жир.

Но на этот раз состояние противников оказалось совершенно обратное тогдашнему. Вольф был свеженький как огурчик, его не тыкали копьем и кинжалом, не выдергивали глаз. Может быть, его как-то усилили съеденные сердца двух ведьм и принца Подземья. Ликантроп же, как очень заметная мишень, хорошо наполучал и от чудищ, и от мертвецов. Мохнатый располосовал ему плечи и переломал ребра. Сова сломал левую руку. В спине торчали четыре стрелы. Шрамы от клинков на теле, на руках, на ногах. Оборотни восстанавливаются быстро, но не мгновенно.

Вольф целенаправленно тащил противника к пушке. Кусал, толкал, обхватывал лапами. Никто не понял, зачем. Ловко извернувшись, Вольф упал на спину, чтобы ликантроп, который уже начал его душить за шею, упал на пушку. И тут все изменилось.

Ликантроп жалобно взвизгнул, похоже на то, как визжал Вольф в саду Колетт, когда его подстрелили серебряной пулей.

— Я вставил в запальное отверстие серебряный карандаш, — сказал Бенвенуто в ответ на вопросительный взгляд Ласки, — Вольф только что попросил.

У ликантропа хватило