Последнее Евангелие - Дэвид Гиббинс

— Что-что? — переспросил Костас.

— Писатель Марк Твен. В 1867 году в составе первой туристической группы из Америки Твен побывал на Святой земле.

— Я читала его воспоминания, когда в последний раз была здесь, — сказала Хелена. — Впечатляет, не то слово! «Ночью самое время смотреть на море Галилейское… когда день гаснет, даже наименее чуткие натуры поддаются мечтательному очарованию и покою звездной ночи… В шепоте волн, набегающих на берег, слышатся всплески весел, в приглушенных шумах ночи — таинственные голоса, в мягком шелесте ветерка — взмахи невидимых крыльев…»[40]

— Приезжали сюда и другие известные личности, — тяжело вздохнув, добавил Джек. Он еще не мог прийти в себя после разговора с Джереми. Да и опустошенность из-за исчезновения Элизабет сложно было скрыть. Он чувствовал себя виноватым. Хотя понимал, что это противоречит здравому смыслу. То, что произошло с ней, было предрешено в день ее рождения. Давным-давно, когда они встречались, Джек видел это в глазах Элизабет. Только он видел это! Но тогда принимал обреченность за что-то другое… Глядя на берег, на лодки, исчезающие у линии горизонта, Джек почувствовал, будто камень упал с сердца и по телу разлилось удивительное спокойствие. Такого он еще никогда не испытывал. Словно часть его приняла слова Джереми так, будто он знал об этом раньше. Джек протер глаза и встретился взглядом с Костасом, который все это время пристально наблюдал за ним. Джек крепко сжал записку, переданную Джереми. Несмотря на отчаяние, он чувствовал сильно желание все разузнать, огромную ответственность и надежду на то, что Элизабет жива, что он вовремя остановил Риттера.

— Приезжали сюда и другие, — повторил Джек, — те, кто верил, что библейские сказания — не просто аллегории или выдумки. Особенно после того, как Генрих Шайдеманн и Артур Эванс доказали реальность Троянской войны и бронзового века в Греции. Через десять лет после поездки Марка Твена лейтенант Гораций Герберт Китченер в составе инженерных войск начал карьеру в Галилее с экспедиции «Изучение Палестины» и только потом стал величайшим военным деятелем Великобритании. Позже сюда приезжал Томас Эдвард Лоуренс, чтобы изучить замки крестоносцев. Он вернулся сюда через несколько лет уже под именем Лоуренса Аравийского, проведя арабский легион по холмам в Дамаск. Великие исторические события происходили в этих местах. Самая глубокая трещина, разделяющая западный и восточный мир, находится в Восточно-Африканской рифтовой долине. Галилея часто оказывалась в водовороте исторических потрясений. Здесь отдельный человек мог проявить свою значимость.

— Но только перспективный, амбициозный, потенциально великий, — прошептала Мария.

Джек вытащил из кармана небольшой контейнер с двумя монетами. Достав их, взял по одной в каждую руку и поднял вверх. В последнем луче уходящего дня блеснули портреты. Черты их подчеркивались тенями, когда Джек слегка поворачивал монеты на свету.

— Снова взял на время? — тихо спросил Костас, не сводя с друга глаз. — Скользкая это дорожка, Джек! Не успеешь оглянуться, превратишься в банального охотника за сокровищами. Я всегда боялся, что ты переступишь черту.

Джек улыбнулся ему, однако не сказал ни слова, рассматривая лица на монетах. Ему нужно было еще раз увидеть их, еще раз дотронуться, прежде чем открыть сумку и рассказать то, чего с нетерпением ждали друзья. Монета в левой руке — тетрадрахма Ирода Агриппы. Хелена с Еревой нашли ее в приделе под храмом Гроба Господня. Портрет почти стерся. Но все же можно разглядеть квадратный подбородок, бычью шею — образ скорее воина, а не мыслителя! — и большие мечтательные глаза. Его идеализировали на Востоке. Только называли иначе. Геркулес или Александр, но никак не Ирод Агриппа. На голове надет лавровый венок, который обычно изображали только на монетах римских императоров. На второй монете тоже красовался лавровый венок. Так и положено. Ведь в правой руке Джек держал сестерций Клавдия, который археологи обнаружили в Геркулануме. Джек представил императора за столом на вилле. Он будто бы склонил голову, работая вместе с Нарциссом и Плинием над «Историей Британии». А потом Джек увидел его стоящим у гробницы Боудикки в Лондоне. Густые волосы, высокий лоб, глубоко посаженные, задумчивые глаза и скривленный рот. Джек смотрел не на Клавдия Калеку, не на Клавдия Слабоумного, а на императора Клавдия в расцвете сил, построившего акведуки и гавани, установившего Римский мир и проложившего тропинку к христианскому западу, на которую последователям суждено было ступить лишь века спустя. С обеих монет на Джека смотрели мужчины, достигшие больших высот в жизни, о которых, наверное, и не мечтали в молодости, когда вместе пришли на побережье Галилейского моря в 23 году. Ирод Агриппа, принц Востока, и Клавдий, божественный.

— Интересно, чувствовали ли они, что приближается мрак? — прошептала Хелена.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Костас.

Джек отложил монеты, а потом достал из сумки сверток.

— Ирод Агриппа родился в одной из самых влиятельных, но непрочных семей на Востоке, а вырос в Риме. Он знал все о переменчивой натуре власти. Клавдий тоже понимал это. Он ведь, ко всему прочему, был еще и историком. Уже в 23 году он заметил зерна упадка в правлении Тиберия. Тот, кого они встретили здесь — рыбак из Назарета, — жил спокойной тихой жизнью в Галилее вдали от текущих исторических событий, но он знал, что ждет мир в будущем. Клавдий поехал в Британию, чтобы спрятать свое сокровище, и сделал он это, чтобы манускрипт пережил потрясения, которые, он чувствовал, скоро начнутся в Риме. Эверет отправился в Иерусалим в 1917 году с той же целью. Его мир погряз во мраке, оказавшись на пороге апокалипсиса, который даже не мог вообразить Клавдий. И Эверет, и Клавдий знали, что переменчивые ветра истории могут навсегда унести их сокровище, а куда — неизвестно.

Джек развернул пузырчатую пленку, которой был защищен сверток, и достал небольшой каменный цилиндр. Среди собравшихся пронесся восторженный шепот. Хелена и Морган одновременно сложили ладони вместе, словно для молитвы.

— Откроешь? — Джек передал цилиндр Хелене.

Перекрестившись, Хелена приняла его из рук Джека. А потом медленно повернула крышку. Засохшая черная смола, которой запечатали цилиндр, легко сломалась. Хелена вернула сокровище Джеку, и он открыл его до конца. Все столпились вокруг: Мария с Джереми сели на колени, а Костас с Морганом заглядывали через плечо Джека. Друзья ахнули чуть ли не хором, когда увидели, что было внутри. Свиток, обвернутый вокруг деревянного стержня, потемневший от времени, но, к счастью, неповрежденный.

— Цилиндр оказался воздухонепроницаемым! Слава Богу! — Джек осторожно взялся за край свитка двумя пальцами. — Все еще гибкий. Бумага покрыта какой-то защитной смазкой. Возможно, воском.

— Умница Клавдий! — прошептала Мария.

— Ты, наверное, хотела сказать «умница Плиний», — заявил Джереми. — Думаю, Клавдий у него научился.

Все замолчали. Только издалека доносился стук молотка да слабый шепот западного ветра. Затаив дыхание, Джек вытащил свиток до конца и положил цилиндр себе на колени. Коричневый папирус, казалось, был пуст. Джек поднял свиток повыше, стараясь поймать последний луч солнца, садящегося за холмы. Аккуратно, не говоря ни слова, он развернул папирус на несколько сантиметров, жадно вглядываясь в поверхность.