Возвращение Борна - Роберт Ладлэм

— Самое большее, на что я согласен, — это разрешить вам сходить в аптеку.

Прежде чем он успел передумать, Аннака схватила плащ, сумочку и, пообещав скоро вернуться, выбежала из квартиры.

Борн отчасти был рад тому, что хотя бы на время избавился от ее присутствия. Ему нужно было побыть одному, наедине со своими мыслями. Свернувшись на диване, он натянул до подбородка одеяло из гагачьего пуха и затих. Его мозг пылал. Борн был убежден в том, что доктор Шиффер является ключом к разгадке таинственных событий, происходивших с ним в последнее время, нужно найти его, и тогда он сумеет отыскать человека, приказавшего убить Алекса и Мо, человека, который подставил его самого. Проблема заключалась лишь в том, что, по глубокому убеждению Борна, в его распоряжении было не так много времени. Шиффер пропал не сегодня и даже не вчера, Молнара убили два дня назад. Если последний под пытками все же выдал местонахождение ученого, следует предположить, что тот уже наверняка захвачен врагами. А значит, захвачено и изобретение Шиффера — какое-то биологическое оружие под кодовым наименованием NX-20. Не зря Леонард Файн, связник Конклина, столь бурно отреагировал, когда Борн произнес это название.

Так кто же этот таинственный враг? Единственным человеком, имя которого имелось в распоряжении Борна, был некто Степан Спалко — всемирно известный филантроп. И вместе с тем, по словам Хана, именно Спалко приказал застрелить Алекса и Мо, заманил в ловушку Борна, выставив его в качестве убийцы. Разумеется, существует вероятность того, что Хан солгал. Если ему по каким-то своим причинам необходимо добраться до Спалко, с какой стати он станет раскрывать их перед Борном?

Хан!

От одной лишь мысли о нем Борна захлестнула горячая волна самых разнообразных чувств. Приложив внутреннее усилие, он выделил среди них ярость в адрес собственного правительства. Все это время чиновники лгали ему — тайно сговорившись, устроили дымовую завесу, чтобы он не узнал правду. С какой целью? Что именно они пытались скрыть? Может быть, они полагали, что Джошуа остался жив? Но почему в таком случае не сказали об этом ему? Какую цель они преследовали?

Борн прижал ладони к вискам. С его зрением что-то случилось: предметы, которые только что были рядом, теперь виделись словно издалека. Борну показалось, что он теряет рассудок. С невнятным криком он сбросил с себя одеяло, вскочил и, не обращая внимания на боль, пронзившую бок, кинулся туда, где, спрятанный под курткой, лежал его керамический пистолет. В отличие от стального оружия, тяжесть которого обычно придавала чувство уверенности, этот был легким, как перышко. Борн крепко ухватил его рукоятку, положил палец на скобу спускового крючка и долго смотрел на пистолет. Как будто одной лишь силой воли он, подобно заклинателю змей, мог вызвать на свет божий чиновников, засевших в глубоких подвалах военного ведомства, решивших утаить от него тот факт, что они так и не нашли тело Джошуа, решивших, что проще всего объявить мальчика погибшим, хотя на самом деле они сами не знали, жив он или мертв.

Медленно вернулась боль — целая вселенная боли, взрывавшаяся внутри его с каждым новым вдохом. Она заставила Борна опуститься на диван, после чего он снова натянул на себя пуховое одеяло. И в тишине пустой квартиры опять вернулась непрошеная мысль: а вдруг Хан говорил правду? Вдруг он и Джошуа — действительно одно и то же лицо? А страшный ответ на этот непроизнесенный вопрос мог быть только одним: в таком случае его выживший сын превратился в убийцу, безжалостного подонка, лишенного совести, чувства вины и вообще каких-либо человеческих эмоций.

Джейсон Борн откинул голову на подушку. Он находился на грани слез — пожалуй, во второй раз с тех пор, как Алекс Конклин создал его несколько десятилетий назад.

* * *

Когда Кевину Макколлу позвонили, чтобы передать приказ об уничтожении Борна, он лежал на Илоне, молодой венгерской женщине — незакомплексованной и физически развитой. С помощью своих ног она умела вытворять просто умопомрачительные вещи и в данный момент проделывала именно это.

Макколл с Илоной находились в турецких банях «Кирали» на улице Фё. Была суббота — день донесений, когда женщина докладывала ему обо всем, что ей удалось разузнать в течение недели. Совмещение служебных дел с плотскими утехами возбуждало его еще больше. Как и любой другой в его положении, он очень быстро научился жить по ту сторону закона, более того, стал считать, что законом является он сам.

С раздраженным ворчанием Макколл слез с женщины и поднес к уху сотовый телефон. Не ответить на звонок он не имел права, поскольку по этому телефону могли звонить лишь с одной целью: отдать очередной приказ. Не произнося ни слова, он слушал звучавший на другом конце линии голос Директора. Нужно идти. Приказ был срочным, цель находилась в пределах досягаемости.

Тоскливо поглядев на блестящее от пота тело Илоны, залитое янтарным светом, отражавшимся в мозаичных плитках, он принялся одеваться. Макколл был огромным мужчиной со сложением футбольного нападающего со Среднего Запада и с непроницаемым, лишенным всяческих эмоций выражением лица. Единственным увлечением Макколла являлась тяжелая атлетика, и по его телу это было сразу заметно: мышцы Кевина перекатывались при каждом движении.

— Я не успела кончить, — проговорила Илона, пожирая его своими большими темными глазами.

— Я тоже, — лаконично ответил Макколл и вышел, оставив женщину в одиночестве.

* * *

На бетоне международного аэропорта имени Нельсона в Найроби стояли два реактивных самолета. На хвосте и фюзеляже каждого из них красовались эмблемы «Гуманистов без границ». На одном из них из Будапешта прилетел Спалко и сейчас этим же бортом должен был отбыть обратно вместе с передовой группой «Гуманистов», прибывших в Найроби раньше его. Второй самолет должен был доставить Зину и Арсенова в Исландию, где им предстояло встретиться с остальными членами своей террористической группы, направлявшимися туда из Чечни через Финляндию.

Спалко глядел на Арсенова. Зина стояла чуть поодаль, за левым плечом Хасана. Последний, видимо, воспринимал это в качестве проявления почтительности к его персоне, но Спалко-то знал, как обстоит дело в реальности. Он встретился взглядом с Зиной, и в ее глазах затеплился огонек.

— Вы полностью выполнили свое обещание, Шейх, — сказал Арсенов. — Новое оружие дарует нам победу в Рейкьявике, в этом не может быть сомнений.

Спалко кивнул:

— Скоро вы получите все, что вам причитается.

— Глубину нашей благодарности невозможно измерить.

— Вы недооцениваете себя, Хасан, — ответил Спалко и, открыв кожаный портфель, стал перечислять: — Паспорта, удостоверения личности, карты, диаграммы, самые свежие фото... Короче говоря, все, что вам может понадобиться. — Он передал содержимое портфеля Хасану, посмотрел на него и добавил: — Встречайте лодку завтра ровно в три часа. Пусть Аллах дарует вам силу и мужество, пусть направит ваш стальной кулак точно в цель!

Поглощенный мыслями о своем ценном грузе, Арсенов поднялся на борт самолета, а Зина, оставшись наедине со Спалко, сказала: