Чернильная смерть - Корнелия Функе

Мортола испустила жалобный крик, и разбойникам показалось, что птица кличет их смерть. Они не поняли, что эта сорока — та самая старуха, которую они хотели убить несколько дней назад. Они вообще ничего не понимают. Что они собираются делать без помощи Мортолы с книгой, если действительно заполучат ее в свои грязные руки? Они были глупы, как белые личинки, которых она выкапывала из земли. Они что, воображают, что книгу надо просто потрясти или постучать по гниющим страницам и оттуда дождем польется обещанное золото? Нет. Похоже, они вообще ни о чем не думали, а просто сидели в лесу и ждали наступления темноты, чтобы подкрасться к дороге, по которой поедет черная карета. Через несколько часов им предстоит сразиться со Змееглавом — и чем они заняты? Пьют самогон, украденный у какого-то угольщика, мечтают о будущем богатстве и бахвалятся, как убьют сперва Змея, а потом и Перепела. "А как же три слова? — мысленно кричала им сорока. — Кто из вас, дураков, способен вписать их в Пустую Книгу?"

Но Хват, похоже, подумал об этом.

— А когда заполучим книгу, — рассуждал он заплетающимся языком, — мы изловим Перепела и заставим его вписать туда три слова, а когда Змей помрет, а мы озолотимся, мы и Перепела убьем, потому что мне осточертело слушать глупости, которые о нем распевают.

— Да, пусть теперь песни поют о нас! — подхватил пьяный Гекко, заталкивая в клюв своей вороне кусок хлеба, пропитанного водкой. Одна только эта ворона нет-нет да и поглядывала вверх, на Мортолу. — Мы прославимся больше, чем они все! Больше, чем Перепел, больше, чем Черный Принц, больше, чем Огненный Лис и его поджигатели. Больше, чем… как там звали его прежнего хозяина?

— Каприкорн.

Имя раскаленной иглой вонзилось в сердце Мортолы. Она крепче вцепилась в ветку, сотрясаясь всем телом от мучительной тоски по сыну. Еще раз увидеть его лицо, подать ему еду, постричь волосы…

Сорока снова пронзительно вскрикнула — ее боль и ненависть разнеслись эхом по темной долине, где разбойники поджидали в засаде владыку Дворца Ночи.

Ее сын. Ее великолепно жестокий сын. Мортола вырывала клювом перья на груди, словно пытаясь расправиться с болью в сердце.

Умер. Погиб. А его убийца изображает благородного разбойника, и ничтожная чернь, прежде дрожавшая перед ее сыном, поет о нем хвалебные песни. Его рубашка уже пропиталась красной влагой, жизнь уже вытекла из него, но маленькая ведьма его спасла. Может быть, она и сейчас где-то нашептывает колдовские слова? Она клювом искромсает физиономию и ей, и ее отцу, так что предательница-служанка их не узнает… Реза… Она узнала тебя, Мортола, это точно… но что она может сделать? Перепел ушел один, а его жена играет ту роль, что и все женщины в этом мире, — роль ожида… Гусеница!

Она торопливо склюнула мохнатое тельце. "Гусеница, гусеница!" — ликовало все в ней. Проклятые птичьи мозги! О чем она думала? Ах да! Об убийстве. О мести. Это чувство было птице знакомо. Ее перья встопорщились, а клюв так яростно заколотил по древесной коре, словно это было лицо Перепела.

Порыв холодного ветра качнул вечнозеленые ветви. Мортола почувствовала на перьях капли дождя. Пора слететь вниз, в темные заросли, которые скроют ее от глаз разбойников, отделаться там от птичьего облика, вернуться в человеческое тело.

Но птица думала: нет, пора уткнуть клюв под крыло, задремать под баюкающий шелест ветвей. Вздор! Она встряхнулась, помотала маленькой глупой головой, заставила себя вспомнить свое имя. Мортола. Моргала, мать Каприкорна.

Но что это? Ворона на плече у Гекко резко повернула голову и растопырила крылья. Хват неуверенно поднялся на ноги, вынул меч из ножен и крикнул остальным, чтобы готовились к бою. Но люди Змееглава уже выходили из-за деревьев. Их предводителем был тощий человек с ястребиным лицом и непроницаемыми, как у мертвеца, глазами. Он словно между делом заколол первого разбойника. На Хвата напали сразу трое. Он перерезал их всех, хотя рука у него еще болела от укуса Мортолы. Но вокруг разбойники гибли, как мухи.

Да, о них будут петь песни — насмешливые песни о простофилях, вообразивших, что могут запросто подстеречь на дороге Змееглава, словно какого-нибудь богатого купца.

Мортола издала жалобный стрекот, а внизу мечи вонзались в живую плоть. Нет, эти помощники оказались негодными. Теперь вся ее надежда только на Орфея с его чернильным колдовством и бархатным голосом.

Ястребиное Лицо обтер меч о плащ убитого и огляделся.

Мортола невольно сжалась, но сорока в ней жадно смотрела вниз, на блестящее оружие, кольца и пряжки поясов. Как они будут красоваться в ее гнезде, отражая по ночам блеск звезд!

Все разбойники полегли в бою. Хват стоял на коленях. По знаку Ястреба его подтащили ближе. "Ну вот и смерть твоя пришла, болван! — горько подумала Мортола. — А старуха, которую ты хотел убить, смотрит, как ты умираешь!"

Ястреб спрашивал Хвата о чем-то, бил по лицу, снова спрашивал. Мортола склонила голову набок, чтобы лучше слышать, и слетела под прикрытием хвои на несколько веток ниже.

— Он лежал при смерти, когда мы уходили. — Хват говорил с вызовом, но голос его был хриплым страха.

Черный Принц. Они говорят о нем. "Это я! — без звучно кричала сорока. — Я, Мортола, его отравила Спросите Змееглава, помнит ли он меня!"

Она перепорхнула еще ниже. Кажется, тощий убийца говорит о детях? Он знает о пещере? Откуда? Как же трудно соображать птичьими мозгами!

Один из солдат вытащил меч, но Ястреб резко остановил его. Он отошел в сторону и приказал своим людям сделать то же. Хват, все еще стоявший на коленях среди трупов, удивленно поднял голову. А сорока, которая минуту назад хотела слететь вниз, чтобы сорвать с мертвых кольца и серебряные пуговицы, застыла на ветке, трясясь от страха. В глупой птичьей голове раздавалось лишь одно слово: смерть! Смерть! Смерть! И вот между деревьями показалась затхлая чернота, пыхтящая, как большая собака, бесформенная и в тоже время человекоподобная — ночной кошмар. И Хват уже не ругался, а умолял, а Ястреб смотрел на него своими мертвыми глазами, пока солдаты отступали все дальше за деревья. Ночной кошмар наступал на Хвата, словно ночь распахнула тысячезубую пасть, — и разбойник погиб самой страшной из смертей.

"Ну и что! Туда ему и дорога! — думала Мортола, дрожа птичьим телом как осиновый лист. — От него никакого толку! Орфей должен помочь. Орфей…"

Орфей. Казалось, имя обрело плоть, стоило мысленно его произнести.

Нет, не может быть. Не может быть, что это Орфей появился из-за деревьев — и ночной кошмар съежился, как пес, перед его дурацкой улыбкой.

Кто рассказал Змееглаву о разбойниках, Мортола? Кто?

Орфей пустыми глазами рассматривал ветви. А потом поднял полную бледную руку и показал на замершую от ужаса сороку.

Лети, Мортола, лети! Стрела настигла ее в воздухе, и боль прогнала птичий облик. Крылья исчезли, и она все падала и падала сквозь холодный воздух. О землю разбилось человеческое тело. Последнее, что она видела, была улыбка Орфея.