Французская сюита - Ирен Немировски

Полагаете ли Вы, что запрет распространяется и на тех иностранцев, которые, вроде меня, живут во Франции с 1920 года? Касается ли он политических писателей или беллетристов тоже?

Вы знаете, что я живу в полной изоляции и ничего не знаю о новых правилах, которые в последнее время, очевидно, публиковались в прессе.

Если Вы сочтете, что какие-либо из них будут представлять для меня интерес, будьте так любезны, сообщите их мне. Но и это еще не все. Помня Вашу любезность и доброжелательность, хочу Вас попросить еще об одном одолжении. Я хотела бы знать, кто из писателей остался в Париже и чьи имена появляются в выходящих газетах. Не собираются ли вернуться в Париж «Гренгуар», «Кандид» и другие толстые журналы? А издательства? Какие из них открыты?

8 сентября 1940

Ирен Немировски — мадемуазель Лефюр

Что касается меня, то, судя по слухам, которые здесь упорно ходят, мы со дня на день можем оказаться в свободной зоне, и я спрашиваю себя, как я буду получать свое ежемесячное пособие.

4 октября 1940

Закон о гражданах еврейской национальности

Иностранные граждане еврейской национальности, после ратификации настоящего закона, могут быть отправлены в специальные лагеря по решению префекта того департамента, в котором они находятся.

Граждане еврейской национальности в любое время могут быть принудительно перемещены перфектом департамента, в котором они находятся.

14 апреля 1941

Ирен Немировски — Мадлен Кабур[20]

Теперь вы знаете обо всех бедах, которые на меня свалились. Вдобавок вот уже несколько дней, как у нас поселилось изрядное число этих господ. Со всех точек зрения это чувствительно. Я с радостью думаю о местечке, которое вы мне назвали, но хотела бы узнать следующее:

1) Что представляет собой Жайи с точки зрения обитателей и снабжения?

2) Есть ли там врач и аптекарь?

3) Стоят ли оккупационные войска?

4) Как обстоит дело с продуктами? Есть ли у вас там масло и мясо? Это особенно сейчас для меня важно из-за детей, как вы знаете, у одной из моих дочерей только что была операция.

10 мая 1941

Ирен Немировски — Роберу Эсменару

Думаю, что Вы не забыли, дорогой месье, что согласно нашему договору я должна получить от Вас 24 ООО фр. 30 июня. В настоящую минуту у меня нет нужды в этих деньгах, но признаюсь, что последние распоряжения относительно евреев внушают мне опасения, как бы не возникли трудности с выплатой, до которой осталось полтора месяца, а это было бы для меня катастрофой. Зная Вашу обязательность и любезность, я решаюсь попросить Вас ускорить выплату, передав эту сумму в виде чека моему шурину Полю Эпштейну. Я попрошу его позвонить Вам, чтобы договориться с Вами на этот счет. Само собой разумеется, расписка, полученная от него, будет равноценна расписке, полученной от меня. Мне очень тягостно вновь досаждать Вам просьбами, но Вы понимаете, что у меня есть основания для беспокойства. Надеюсь, что новости от А. Мишеля по-прежнему благоприятны.

17 мая 1941

Ирен Немировски — Роберу Эсменару

Дорогой господин Эсменар, мой шурин сообщил мне, что Вы передали ему 24 ООО фр., которые должны были выплатить мне 30 июня. Благодарю Вас за Вашу бесконечную любезность по отношению ко мне.

2 сентября 1941

Мишель Эпштейн — помощнику префекта Дотену[21]

Мне сообщили из Парижа, что жители, считающиеся евреями, не вправе покинуть город, где они обитают, без разрешения префектуры.

Именно в таком положении находимся я сам и моя жена, по вероисповеданию мы католики, по происхождению евреи. Позвольте Вас попросить дать разрешение моей жене, урожденной Ирен Немировски, и мне самому провести шесть недель в Париже, в квартире по адресу: улица Констан-Коклен, 10, с 20 сентября по 5 ноября 1941.

Наша просьба вызвана необходимостью уладить дела моей жены с ее издателем, а также посетить врачей — окулиста, у которого наблюдается моя жена, и лечащих нас профессоров Валери-Радо и Делафонтена. Мы предполагаем оставить в Исси наших двоих детей четырех и одиннадцати лет и, разумеется, хотели бы беспрепятственно вернуться в Исси, как только уладим дела в Париже.

Наш врач в Исси: А. Бенди-Гонен.

8 августа 1941

В № 200 «Прогре де Л 'Алье»

Распоряжение об обязательной явке подданных Советского Союза, Латвии, Литвы, Эстонии

Все мужчины старше 15 лет, сохранившие подданство Советского Союза, Латвии, Литвы, Эстонии, а также те, кто лишился подданства, но является выходцем из Советского Союза, Латвии, Литвы и Эстонии, должны явиться в окружную комендатуру не позднее субботы 9 августа 1941 года (полдень) с удостоверениями личности. Неявившиеся будут наказаны по законам военного времени.

Фельдкомендант

9 сентября 1941

Ирен Немировски — Мадлен Кабур

Я наконец сняла дом, который хотела, удобный и с садом. Я должна поселиться там 11 ноября, если только эти господа не опередят нас, потому что их снова ждут.

13 октября 1941

Ирен Немировски — Роберу Эсменару

Я была счастлива, получив сегодня утром Ваше письмо, не только потому, что оно поддержало во мне надежду, что Вы сделаете все возможное, чтобы помочь мне, но и потому, что оно принесло мне уверенность, что меня не забыли, и это для меня большое утешение.

Вы понимаете, что жизнь здесь весьма печальна, и если бы не работа… Но и работа не в радость, когда не уверен в завтрашнем дне…

14 октября 1941

Ирен Немировски — Андре Сабатье

Дорогой друг, меня очень растрогало Ваше милое письмо. Только не подумайте, что я чураюсь дружбы с Вами и с господином Эсменаром; я прекрасно осознаю все сложности ситуации. Я по-прежнему терпелива и мужественна в той мере, в какой могу. Но минуты бывают очень тяжелые. Положение, в котором я нахожусь: отсутствие работы и необходимость прокормить семью из четырех человек. Прибавьте к этому глупейшие притеснения — я не могу поехать в Париж, я не могу привезти сюда самые необходимые для жизни вещи — одеяла, детские постельки… мои книги. Полный запрет наложен на все квартиры, где обитали мне подобные. Я пишу Вам об этом не с тем, чтобы Вас разжалобить, а для того, чтобы объяснить, откуда у меня черные мысли […]