Пожалеть розгу - Мари Секстон

своей собственной. У него было чувство, что Эйвери тоже был бы рад пропустить это. Грей, как никто другой, знал, каким грозным мог быть его отец. Но, пропустив ужин с родителями в честь Дня благодарения, впервые после возвращения из Афганистана, он решил, что самое меньшее, что он может сделать, это зайти к ним на десерт.

Но в ту минуту, когда он вошел в знакомую семейную столовую, он пожалел об этом.

Семья Эйвери была чопорной и официальной. Грей почти поверил, что они участвуют в каком-то реалити-шоу, отчаянно пытаясь показать миру, какие они прекрасные и порядочные. Просьба Эйвери о помощи в оплате учебы показалась ему первой искренней фразой, сказанной кем-либо из них за весь день. Семья Грея, с другой стороны, была в самом разгаре очередного спора о контроле над оружием. Они явно пили весь день, и хотя споры в его семье никогда не перерастали в личные нападки или настоящий гнев, в разговоре чувствовалась резкость.

Грей налил себе выпить, не потрудившись разбавить виски. Неразбавленный был лучше. Слава богу, у Эйвери теперь были водительские права и машина. Они поехали к Стэну и Веронике на Убере, зная, что домой они доберутся на машине Эйвери. И теперь Грей мог напиваться сколько угодно.

Эйвери хорошо освоился. После того первого вечера он еще раз приходил на ужин с Греем. Он не пытался особо спорить с семьей Грея, но задавал много вопросов, которые им очень нравились. Грей знал, что некоторые из его друзей завидовали его любящей, сплоченной семье. Отец Уоррена был жестоким алкоголиком. Его мать покончила с собой. Родители Фила тоже были наркоманами и по-своему проявляли склонность к насилию. Чарли никогда не знал своего отца и в раннем возрасте потерял маму. Единственный близкий человек в его жизни - бабушка - скончалась много лет назад. И все же Грей был здесь, и его семья была не только цела, но и стоила того, чтобы проводить с ней время. Они регулярно собирались вместе на ужин. Они всегда проводили праздники вместе.

И все же время от времени Грей ненавидел их.

Контроль за оборотом оружия. Глобальное потепление. Здравоохранение. Иммиграция. Внешняя политика. Капитализм против социализма. Сторонники здорового образа жизни против сторонников свободного выбора. Каждый чертов прием пищи был предметом споров. Почему все должно было быть именно так?

Когда дискуссия разгорелась еще больше, Грей поймал себя на том, что хмурится, желая, чтобы мама уже принесла этот чертов пирог. Всю его жизнь ужин был испытанием больше, чем что-либо другое. Его отец был директором манежа, держал пылающее кольцо, а Грей и Хулио были львами, которых учили перепрыгивать через него, хотели они того или нет. Дарси согласилась на это по своим собственным причинам. Его мать тоже, в какой-то степени. Но с какой целью? Почему они не могли поговорить о футболе, как нормальные семьи, или обсудить, как прошел их день? Почему они не могли покататься на лыжах, поиграть в «Скрэббл» или даже просто посмотреть чертов фильм? По той же причине Грей пошел в армию сразу после окончания средней школы - чтобы избежать бесконечной необходимости угождать своему отцу.

- Да и какое это имеет значение? - В конце концов, Грей не выдержал. Все за столом удивленно повернулись в его сторону. - Господи Иисусе! Может, хватит об этом? Нас не убьет, если мы хоть раз съедим десерт, как все нормальные люди?

Все уставились на него, не зная, как реагировать на его вспышку. Такое, конечно, случалось и раньше, но не часто. Ни разу с тех пор, как он был подростком, когда его заперли в комнате за то, что он не проявлял вежливости.

Ответил его отец.

- Это важно, потому что это важная проблема. Проблема, которая оказывает серьезное влияние на наше общество в целом.

Грей оттолкнулся от стола и встал.

- Ну и что? Мы не собираемся ее решать! И даже если мы это сделаем, кто, черт возьми, будет слушать?

- Грей, - сказала его мама. - Ты знаешь, как я отношусь к твоему языку.

- Почему бы нам просто не съесть по тыквенному пирогу и на этом закончить?

Он оглядел их всех. Его мать была раздражена. Его отец разочарован. Ну, черт возьми, в этом не было ничего нового, да? Дарси выглядела оскорбленной, вероятно, потому, что она была самой откровенной в обсуждаемой теме. Хулио посмотрел на него с легким сочувствием, но не потрудился заговорить. Эйвери, казалось, был ошеломлен, наблюдая за Греем так, словно тот мог необъяснимо начать швыряться вещами в спокойной тишине захламленной столовой своей матери.

Грей отвернулся, ругаясь.

Его взгляд упал на пианино, стоявшее в углу гостиной.

Оно было там с тех пор, как он был ребенком, и все же он забыл, что оно там было. Никто никогда на нем не играл. В детстве его и его брата заставляли брать уроки, но только год или два. Ровно столько, чтобы понять, что ни у кого из них нет таланта или интереса. С тех пор это место в основном служило местом для демонстрации фотографий и составления стопок материалов для чтения.

Грей убрал со скамейки стопки журналов и старых газет.

- Эйвери, сыграй нам что-нибудь.

Эйвери сглотнул, услышав просьбу, и оглядел сидящих за столом. Больше никто не пошевелился. Они только уставились на Грея, разинув рты, не зная, что сказать.

- Пожалуйста, - сказал Грей, думая, что если Эйвери не сделает этого, он встанет на колени и будет умолять. - Пожалуйста, развлеки нас немного, хорошо?

Эйвери снова оглядел сидящих за столом, явно надеясь на поддержку. Ни от мамы, ни от папы Грея ничего не последовало. Конечно, не от Дарси. Но Хулио выпрямился и прочистил горло.

- Ты играешь, Эйвери?

Легкий румянец Эйвери залил Грея с головы до ног.

- Да. Что бы вы хотели услышать?

Они все посмотрели друг на друга, пытаясь решить, что попросить.

- Моя мама любила «Карз», - сказал Грей.

Эйвери рассмеялся и, наконец, встал из-за стола.

- Такую просьбу я получаю нечасто.

Он начал с «Драйва». Грей мог сказать, что он нервничал больше из-за пения, чем из-за игры на пианино. В конце концов, одно дело - выступать в баре перед толпой людей. И совсем другое - в чьей-то гостиной перед аудиторией из пяти человек. Но по мере того, как песня звучала, его нервы, казалось, улетучивались, а музыка увлекала его. Он спел всего пять песен,