Прыжок самурая - Иосиф Линдер

В кабинете стало сыро и неуютно. Номура растопил камин, подсел ближе к огню и включил радиоприемник. Подошло время новостей, сквозь шум и треск эфира прорвался далекий голос диктора из Токио. Он сообщал о кровопролитных боях Красной армии под Москвой, перечислял потери русских и захваченные немцами города, труднопроизносимые названия которые мало что говорили Номуре и не откладывались в памяти. Быстро потеряв интерес к новостям, Номура рассеянным взглядом смотрел на огонь. Все сущее – русские и немцы, война, спутниками которой всегда являются смерть и разрушения, на время отступило, казалось, он существовал в другом измерении. В его душе ненадолго воцарил покой, глаза закрылись, тело стало невесомым и растворилось в тепле, исходящем от камина.

Новости закончились, эфир потрескивал электрическими разрядами, и рука Номуры непроизвольно повернула ручку настройки. Сейчас должно последовать сообщение о погоде. С 5 ноября, после завершения императорской конференции, принявшей решение начать военные действия против США, он каждый день, включая радиоприемник, с затаенным страхом ждал наступления этой минуты. В любой момент могло поступить кодовое сообщение о начале войны, но сегодня, судя по разговору с министром и поведением Курусу на переговорах с Хэллом, угроза, до этого витавшая в воздухе, миновала. Ожесточенное противостояние между «ястребами» и «голубями» в Токио, похоже, привело к победе последних.

В душе Номура уже предвкушал свой близкий триумф, когда 26 ноября их с Курусу подписи и подпись государственного секретаря лягут под текстом соглашения, поэтому сообщение о погоде он слушал вполуха. Голос японского диктора тонул в помехах, и он снова покрутил ручку настройки. Эфир отозвался легким журчанием, и в кабинете стало отчетливо слышно каждое слово. Диктор твердил прогноз, как хорошо заученный урок, но что-то в его тоне настораживало. Номура встрепенулся и теперь внимательно ловил каждое слово.

– На Хоккайдо ожидается снегопад, – монотонно говорил диктор.

«Рановато в этом году», – машинально подумал Номура.

– Штормовой ветер и пурга на Сахалине, – продолжал диктор, и здесь сердце адмирала ухнуло куда-то вниз.

«Ветер? Ветер!» – обожгло сознание.

Пальцы мгновенно вспотели и сжали рукоять настройки. Она жалобно треснула.

– …Восточный ветер. Дождь. Восточный ветер! – дважды проговорил диктор.

Дальше Номура уже ничего не слышал. То, чего он больше всего опасался, произошло, император окончательно принял решение начать войну с США!

Кодовое название сверхсекретной операции японских ВМС и авиации против американских войск, только что прозвучавшее в эфире, было понятно всего лишь десятку посвященных. Теперь они знали, что туго натянутая «ястребами» тетива была отпущена, и японская военная эскадра, возглавляемая вице-адмиралом Нагумо, взяла курс на Пёрл-Харбор.

Время новостей подошло к концу, в эфире зазвучала бравурная мелодия, но Номура не слышал ее. До этого рокового сообщения он еще питал себя иллюзиями, что благоразумие в Токио возьмет вверх и большой войны удастся избежать. Как посол, он понимал, что Америка пока не готова к серьезным боевым действиям в районе Тихого океана, но ее колоссальный экономический и людской потенциал позволял в случае затяжного конфликта провести полную мобилизацию всех ресурсов и в конечном счете выиграть схватку.

Несмотря на воинственные заявления премьера Тодзио, Рузвельт и Хэлл сохраняли выдержку, проявляя заинтересованность в сближении. И частных беседах, и в ходе официальных переговоров госсекретарь не раз говорил об этом. Более того, поступавшая к Номуре по неофициальным каналам секретная информация, добытая агентурой, говорила о том, что американцы готовы пойти на определенные уступки в Китае и Индокитае, видимо, втайне рассчитывая, что Япония нанесет удар русским.

Оснований для такого предположения у руководства США было более чем достаточно. Еще в конце 1940 года служба дешифровки проникла в тайну важнейших кодов Японии, и это положило начало особо секретной операции под названием «Магия». В Токио даже не подозревали, что дипломатическая переписка не составляла большого секрета. Расшифрованные радиограммы еще не успевали лечь Номуре на стол, как о их содержании уже становилось известно в Белом доме. Готовившийся в глубочайшей тайне Генеральным штабом японских Вооруженных сил план «Кантокуэн», касавшийся нападения и оккупации советского Дальнего Востока и Сибири, стал известен в Госдепе и Пентагоне еще летом 1941 года.

Спустя несколько месяцев, в сентябре сорок первого, была раскрыта еще одна тайна, вызвавшая в Белом доме переполох. Под напором воинственного министра Тодзио в Токио вызревал совершенно иной план – японский «самурай» пока не собирался бороться с русским «медведем», намереваясь совершить бросок в другом направлении – на юг, к нефтепромыслам британских, голландских и американских компаний. Такой поворот событий никак не устраивал Вашингтон, и потому, стараясь отвести от себя удар, в Белом доме были кровно заинтересованы в том, чтобы план «Кантокуэн» не остался на бумаге.

В еще большей степени в исполнении этого плана были заинтересованы в Берлине. После провала блицкрига под Москвой Гитлер не оставлял императора Хирохито в покое и торопил с началом военного выступления против большевиков. Деятельный и неугомонный посол Ойген Отт бомбардировал премьера – принца Каноэ, а затем и сменившего его генерала Тодзио личными посланиями фюрера с просьбами о немедленном начале войны против Советов и захвате стратегических центров Владивостока и Хабаровска.

Но в Токио не спешили на помощь союзнику, попавшему в тяжелое положение. Японский посол в Берлине генерал Хироси Осима и министр иностранных дел Сигенори Того отделывались туманными обещаниями начать военные действия против СССР сразу же после полного развертывания и отмобилизации частей Квантунской армии. Задержку они объясняли ссылками на нехватку горючего, которая возникла после введения США эмбарго на поставки нефти. Одновременно в глубочайшей тайне не только от союзников – Германии и Италии, – но и большинства собственных генералов по указанию премьера Тодзио в двадцатых числах октября особая группа офицеров Генштаба приступила к срочной подготовке плана нанесения ударов по военно-морским базам США и Великобритании на Тихом океане. При разработке этого плана соблюдались особые меры предосторожности. Завеса секретности была настолько плотной, что за нее не смогла проникнуть даже всесильная «Магия».

Поскольку об этих планах ничего не подозревали в Берлине, поведение Осимы выводило из себя Риббентропа. Время работало против Германии. Гитлер рвал и метал, невиданное упорство русских вкупе с их морозами убивали надежду на скорый захват столицы большевиков и победоносное завершение военной кампании на востоке. В своем стремлении любыми путями втянуть Японию в войну против Советов он был готов согласиться на заключение германо-японского договора, направленного против США.

Осима, 18 ноября приглашенный на прием в МИД, встретил это предложение с плохо скрываемой радостью. Но он ни словом не обмолвился о том, что решение о начале войны с Америкой уже принято военным кабинетом Тодзио. С типично восточными церемониями он заверил Риббентропа в том, что правительство Японии предпринимает все от него зависящее, дабы помочь своему союзнику и другу Германии. Но дальше слов дело не пошло.