Благословенный камень - Барбара Вуд

Ее голос разрезал воздух подобно смертоносному удару ятагана:

— Ты ходишь к Асмахан. Зачем?

Катарина пыталась унять дрожь.

— Ей нравится, как я вышиваю, госпожа.

— Я нахожу твою вышивку посредственной. У Асмахан совсем нет вкуса. — Она тяжело смотрела на нее своими черными глазами. Катарина подумала, что сердце сейчас выскочит у нее из груди. — Почему ты дрожишь, девочка?

— Я никогда… — Катарина облизнула пересохшие губы — …никогда не была в присутствии столь могущественной женщины, госпожа. Это все равно что видеть перед собой богиню.

Катарина понятия не имела, как у нее вылетели эти слова, но они возымели действие. Султанша, видимо, немного смягчилась; никакая женщина не может устоять перед лестью.

— Ты кое-то что сделаешь для меня, — сказала она голосом человека, не желающего зря тратить время. — Сделаешь хорошо — выполню любое твое желание.

Катарина едва могла скрыть свое изумление.

— Чего же вы желаете, госпожа?

— Будешь шпионить за Асмахан. Следить, что она делает, с кем встречается, и прислушиваться к ее разговорам. А потом докладывать мне. Поняла?

— Да, госпожа. Мне нужно докладывать о чем-то особен…

— Обо всем, — отрезала она. — Будешь рассказывать мне обо всем. А я уж буду решать, что важно, а что нет. — Она какое-то время задумчиво смотрела на Катарину. — Может быть, ты верная служанка Асмахан. Это твои трудности. Это не должно помешать тебе выполнять мой приказ. Если же твое сердце дрогнет — вспомни, что я обещала выполнить любое твое желание, если меня удовлетворят твои доносы. — Султанша вздохнула и положила увешанную драгоценностями руку на свой вздувшийся живот. — Я ношу наследника султана, — сказал она, и ее замечание можно было истолковать однозначно: у сына Асмахан нет ни малейшего шанса.

Катарина уже уходила, когда султанша предупредила ее своим резким голосом:

— Берегись, девочка, потому что, как ты будешь следить за Асмахан, так же будут следить и за тобой. Мне будут докладывать о каждом твоем шаге.

Катарина по-прежнему каждый вечер приходила к Асмахан под предлогом, что вышивает для нее, только ее обременяла ужасная тайна. И пока Катарина играла с Бюльбюлем, рассказывала ему сказки и пела песни, а Асмахан с великом печалью наблюдала за ними — потому что это были ее последние дни с сыном — она думала, что же будет докладывать Сафии, стоит ли ей рассказать обо всем Асмахан, и отыщется ли когда-нибудь дон Адриано. Днем, куда бы Катарина ни пошла, ей казалось, что сотни невидимых глаз наблюдают за ней. Во дворце были тысячи секретных дверок, потайных ходов и перегородок с отверстиями для подглядывания. Шпион на шпионе. Каждый вечер, приходя в апартаменты Асмахан, она спрашивала: «Какие новости о доне Адриано?» — и каждую ночь ей отвечали: «Пока ничего нового», пока Катарина не начала подумывать о том, что у султанши больше власти, чем у Асмахан. «Если я расскажу ей про этот заговор, спасет ли она нас с Адриано и освободит ли нас обоих?» «Я исполню любое твое желание», — сказала могущественная Сафия.

Но однажды вечером Асмахан объявила: «Опасность, нависшая над моим сыном, возрастает. Сафия поклялась, что он не будет наследником султана».

— Но что если султанша родит девочку?

— Тогда она убьет моего сына из ревности. С каждым днем опасность, угрожающая его жизни, увеличивается. Растет и мой страх. Мой евнух нашел телохранителя, которому мы можем доверять. Этот человек не будет отходить от Бюльбюля ни на минуту до тех пор, пока не придет время уезжать.

— Но почему вы так уверены, что ему можно доверять? — «Ты не можешь доверять даже мне!» Катарина проклинала свою судьбу за то, что та поставила ее перед выбором: либо помогать Асмахан, либо превратиться в шпионку и просить султаншу помочь ей разыскать Адриано.

— А ты хорошо разбираешься в людях, Катарина? Может, ты сама скажешь мне, можем ли мы доверять этому человеку. — Асмахан указала в глубину своего сада, где Бюльбюль любил пускать лодочки в пруду с рыбками.

Катарина вышла в сад и увидела там под плакучей ивой чью-то высокую фигуру, закутанную в мантию — это был мужчина, худой и изможденный, с потрепанной бородой и отросшими ниже плеч волосами. Когда же он обернулся, она увидела, что вокруг глаз у него залегли черные круги и глубокие морщины избороздили углы давно не улыбавшихся губ.

Он с минуту всматривался в нее, потом по его лицу пробежала тень — он узнал Катарину.

— Господь велик в милости своей, — прошептал он и, пошатываясь, шагнул к ней.

Катарина подбежала к нему первой, и исхудавшие руки заключили ее в нежнейшие из объятий. Она почувствовала, что из-под мантии выпирают кости, и зарыдала, уткнувшись ему в плечо.

Дон Адриано плакал вместе с ней, — он так боялся, что никогда ее не увидит.

— Как же?.. — начала она, отстранившись, не сводя с него глаз.

Он вытер слезы и произнес:

— Сидя в зловонном трюме невольничьего судна, я думал о девушке, которую повстречал, об очень храброй девушке, которая уехала из родного города, презрев уют и покой, чтобы найти своего отца. И никакие опасности и преграды не заставили свернуть ее с избранного пути, даже кораблекрушение. Услышав решимость в ее голосе, почувствовав силу ее духа, я подумал: «Разве я слабее этой девушки?» И я стал молиться Пресвятой Деве, вспомнив о своем обете восстановить ее престол в Иерусалиме и воссоединиться на Крите со своими братьями, и, когда я заснул, Богородица явилась мне и сказала, что, если я погибну, то не смогу Ей послужить — ведь мертвые не строят церкви, — и что я нужен Ей живой. Поэтому еще на невольничьем судне я сбросил с себя рыцарскую мантию, поэтому, когда в порту нас вывели из трюма наверх, никто не знал, кто я. Я притворился немым, но надсмотрщики, заметив мой рост и сложение, направили меня класть кирпич, потому что строительные работы во дворце никогда не прекращаются. С тех пор я строил стены, которые стали нашей тюрьмой. — Он взял мягкие руки Катарины в свои загрубевшие мозолистые ладони. — Я выжил благодаря обету, данному Пресвятой Деве, потому что должен вернуться в Иерусалим. А также благодаря тому, что думал о вас, Катарина, потому что знал, что у вас хватит сил и стойкости, чтобы справиться с этим испытанием. — На его губах появилось слабое подобие улыбки. — К тому же я подумал, что рыцарь Ордена Марии уж наверняка сможет сделать то, что под силу слабой девушке.

Потом в сад зашла Асмахан и остановилась, рассматривая в лунном свете столь необычную пару — пухленькую девушку в шелках и высокого тощего мужчину в лохмотьях — а потом заговорила:

— Я подумала, Катарина, что ты не должна ехать одна, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Ты отправишься вместе с мужчиной, которого сможешь выдать за своего мужа. Он будет защищать тебя и моего сына. У меня достаточно денег и друзей, чтобы найти место в караване для вас двоих и Бюльбюля. Я дам тебе письма, которые ты передашь моей семье. Мой отец — шейх Али Саид, богатый и могущественный человек. Он хорошо наградит тебя за то, что ты сделаешь.