Франция в эпоху позднего средневековья - Юрий Малинин

Господствующей все же оставалась точка зрения, что государь является хранителем законов и гарантом их соблюдения в обществе, а главной функцией государственной власти, таким образом, представлялось поддержание справедливости, законности. И даже когда признавался в качестве действующего принцип «что угодно государю, имеет силу закона», его использование обычно обставлялось рядом существенных условий, предопределенных феодально-христианской концепцией справедливой государственной власти. Так, один из наиболее видных политических мыслителей середины XV в. Жан Жювеналь дез Юрсен в своих сочинениях неоднократно упоминает его, говоря, что «все, что ни пожелает сделать король, мы должны это терпеливо сносить… даже если это покажется жестоким и неразумным, ибо “что угодно государю, имеет силу закона”». Однако, рассматривая этот принцип более обстоятельно, он в другом своем сочинении пишет: «Я не хочу сказать, что император или король подлежит действию законов и подчинен им так, чтобы не мог, когда пожелает, действовать вопреки им или изменять их, ведь “государь не связан законами”… Но он не должен этого делать без справедливой и разумной причины, и ему подобает по своей воле и по сознанию долга подчиняться законам, ибо иначе он будет поступать как тиран, а не король».

Таким образом, знаменитый принцип позднеримского государственного права в случае его признания толковался так, чтобы исключить возможность произвола со стороны монархии и обеспечить устойчивый правопорядок. Необоснованные нарушения действующего права расценивались как тирания. В связи с этим встает вопрос о допустимости сопротивления тирании и королю-тирану.

Напомним, что в традиционной феодальной доктрине противодействие тирании считалось вполне справедливым и оправданным средством восстановления законности, и оппозиционные королевской власти силы всегда пользовались этим для обоснования своих выступлений. Оправдание сопротивления тирании проводилось и в рамках концепции о сакральном характере королевской власти. Ведь «государь должен законно и в соответствии с правопорядком осуществлять власть, которую он для этого получил от Бога. И только тогда ему должно повиноваться». Если же он преступает законы в нарушение воли Божьей, то сопротивление ему представлялось вполне правомерным и соответствующим воле Бога. Хотя эта точка зрения и находит отражение во французской политической литературе XV в., явно преобладающей все же стала противоположная, не допускающая сопротивления монарху, даже если он вступил на путь тирании.

Недопустимость сопротивления королевской власти обосновывалась, в частности, тем, что поскольку власть эта от Бога, то один он и может быть судией над королями. Короли же должны это понимать и во избежание божественных кар пользоваться врученной им властью законным образом. «Короля ничто не может поправить, кроме страха перед Богом и собственной совести», — писал бургундский дипломат Г. де Ланнуа, выражая весьма распространенное мнение. То же самое утверждал позднее и Ф. де Коммин, говоря, что государям «следует служить и подчиняться, если живешь там, где они правят, ибо таковы обязанность и долг». В своих «Мемуарах» он настойчиво проводит мысль, всячески ее иллюстрируя, что Бог является единственным судией над государями и что суд его действен и скор и отнюдь не оттягивается до будущей посмертной жизни, а совершается уже в этой.

Социально-политическая ситуация во Франции в XV в., характеризующаяся чрезвычайно тяжелыми и затяжными военными действиями последнего этапа Столетней войны, постоянными мятежами знати, народными выступлениями, когда то и дело пускалось в ход право на сопротивление тирании, незаконной власти, несомненно, во многом способствовала укоренению убеждения в необходимости подчиняться королю, несмотря ни на что, и подрывала почву под правом на сопротивление. Ибо политическая анархия и «тирания народа» были много страшнее королевской тирании. Естественно, что подобные перемены в умонастроении были на руку монархии, и короли, особенно Людовик XI, все более проникались сознанием того, что им обязаны беспрекословным повиновением.

Одновременно во Франции, судя по литературе XV в., получило распространение понятие «подданства» королю, вытеснявшее понятие вассалитета. Разница между тем и другим весьма существенна, феодальное понятие вассалитета подразумевало взаимность прав и обязанностей вассала и сеньора, или короля, соответственно и ограниченность прав последнего. Понятие же подданства, заимствованное из того же римского права, оставляет права за государственной властью, а обязанности — за подданными. Поэтому, когда Людовик XI отказался от употребления понятия «вассал», заменив его понятием «подданный» в документах, исходивших из его канцелярии, он действовал вполне в духе общего развития политической мысли. Для него важно было уравнять всех перед лицом королевской власти и низвести вассалов, особенно знать, до уровня обычных подданных. Однако до подлинного подданства во Франции было еще далеко, ибо введение в документацию нового понятия отнюдь не упраздняло прав дворянства и знати, а лишь свидетельствовало об устремлениях монархии, которые еще не могли быть реализованы в тех социально-политических условиях. Развитие идей в данном случае опережало политическую практику.

Наиболее существенным успехом французской монархии в расширении своих полномочий как в плане политическом, так и идеологическом было обеспечение себе права сбора налогов без вотума Генеральных штатов и содержания постоянной армии. Как отмечалось выше, по феодальному праву король мог требовать денежной помощи в форме экстраординарных налоговых поступлений лишь в определенных случаях и прежде всего — в случае ведения затяжной войны для содержания армии. Для этого требовалось согласие совета вассалов, позднее — штатов, для которых право вотирования налогов стало основой их дееспособности как политического института, ограничивавшего королевскую власть. В 1439 г., в разгар военных действий против англичан, штаты предоставили Карлу VII право собирать налоги вплоть до окончания войны. Но когда война закончилась в 1453 г. (правда, мирного договора между Францией и Англией подписано не было, и формально состояние войны продолжалось), Карл VII, а затем и Людовик XI продолжали сбор налогов без вотума штатов. В 1468 г. Людовик XI вновь добился от штатов права взимания налогов под предлогом необходимости ведения военных действий против герцога Бретонского и герцога Беррийского, брата короля, и в его правление размеры налогового бремени возросли чрезвычайно.

Поэтому на Турских штатах 1484 г., созванных вскоре после смерти Людовика XI, вопрос о налогах и постоянной армии стал предметом жаркой дискуссии. Многие депутаты требовали роспуска армии, поскольку в стране царил мир, и упразднения налогов, так чтобы король жил за счет доходов с домена, как того требовало старое феодальное право. В итоге был достигнут компромисс. Штаты вотировали налоги, но в сокращенном размере. Суть компромисса лучше всего, пожалуй, выразил Ж. Масслен, депутат от Нормандии и автор «Дневника» заседаний штатов. Начав свою речь с осуждения регулярной оплачиваемой армии как обычного орудия тирании, он закончил ее словами: «Но для нас яснее дня, что обычай содержать оплачиваемых солдат настолько укоренился, что упразднить его немедленно — дело нелегкое, и лучше, в соответствии с привычками людей нашего времени, его пока полностью сохранить».