Коварный обольститель - Джорджетт Хейер

– Его брат, мадам? – осмелилась спросить Феба, застенчиво глядя герцогине в лицо.

Ее светлость кивнула.

– Его брат-близнец. По характеру они не были похожи друг на друга, но между ними всегда существовала такая прочная связь, что даже смерть Гарри не смогла разорвать ее. Когда Гарри умер… Сильвестр ушел в себя. Замкнулся. Вы ведь понимаете меня, не так ли? Я в этом уверена, потому что у вас наметанный взгляд на подобные вещи. Так вот, Сильвестр очень сдержан. Он не позволяет никому бередить свои раны, а уж эта… – Миледи оборвала себя на полуслове, на продолжительное время умолкнув. – Словом, он так долго не подпускал никого к себе, что это вошло у него в привычку, и потому у вас и создалось впечатление, будто он держится отчужденно – кстати, вы подобрали очень точное выражение! – Она улыбнулась Фебе и взяла ее за руку. – Что же до его безразличия, дорогая моя, мне эта его черта прекрасно известна – я знакома с ней вот уже много лет, и не только в Сильвестре! Она проистекает, как вы верно подметили, из гордости. И вот этот порок ему передался по наследству! Он присущ всем Рейнам, а уж Сильвестру – в особенности. Он достался ему от рождения, и то, что мой сын в столь юном возрасте унаследовал отцовский титул, отнюдь не уменьшило это. Я всегда считала, что подобное является худшим, что могло с ним случиться, но постоянно утешала себя мыслью – лорд Рейн Уильям, дядя Сильвестра, который был опекуном обоих моих сыновей те два года, что оставались им до обретения совершеннолетия, – быстро подавит любое высокомерие у Сильвестра. Однако, к несчастью, Уильям, во всем остальном – добрейшей души человек, не только очень высокого о себе мнения, но и убежден в том, что глава Дома Рейнов – намного более августейшая персона, нежели глава Дома Ганновера![82] Я очень к нему привязана, однако он из тех, кого вы назвали бы истуканом. По его мнению, например, в нашем обществе все смешалось и слишком многие высокородные вельможи не соблюдают должной дистанции. Он устроил бы Сильвестру жестокий разнос, если бы тот осмелился выказать неуважение последнему из членов его семьи, из тех, кто зависит от него, но я совершенно уверена – именно он и привил моему сыну ту безукоризненную вежливость, которой сам обязан своему титулу: noblesse oblige[83], как говорят. Поэтому, учитывая, что Уильям наставлял его никогда не забывать о собственном высоком положении и что многие смотрели на Сильвестра снизу вверх, как на своего сюзерена и покровителя, то он, боюсь, и обзавелся некоторыми недостойными представлениями, моя дорогая! Скажу вам откровенно: я не думаю, будто он когда-либо избавится от них. Его жена, если он будет любить ее, сможет сделать Сильвестра мягче и терпимее, но изменить его характер целиком ей окажется не под силу.

– Нет, разумеется, нет, мадам. Я вовсе не собираюсь…

– Что, в некотором смысле, достойно восхищения, – продолжала герцогиня, улыбнувшись столь неловкому восклицанию, но в остальном не обратив на него внимания. – А самое странное заключается в том, что некоторыми своими лучшими качествами он обязан именно гордости! Сильвестру никогда и в голову не придет, будто кто-то осмелится оспаривать его наследственный титул, но, уверяю вас, он не подумает манкировать и самой незначительной из обязанностей, сколь бы утомительной и досадной она ни была, из тех, кои налагает на герцога его положение. – Она, сделав паузу, продолжила: – Вся беда в том, что о людях он беспокоится вовсе не по велению сердца. Это было вложено в него воспитанием, он воспринимает это как неизбежный долг, но ту любовь к человечеству, которая вдохновляет филантропов, он не имеет. Поэтому, боюсь, к большинству людей, кроме тех очень немногих, кого он любит искренне, сын всегда будет питать лишь безразличие. Однако для этих немногих он сделает все, что в его силах, и даже больше, начиная от подвига до столь утомительных вещей, как развлечение своей бедной матери, чему он уделяет недопустимо много времени!

Глядя на герцогиню горящими глазами, Феба заявила:

– Я уверена, что он не считает эту обязанность утомительной, мадам!

– Боже милостивый, из всех скучных вещей, которые ему приходится совершать, эта наверняка самая худшая! Я решила, что не позволю ему чрезмерно беспокоиться обо мне, но – вы могли и сами это заметить! – Сильвестр всегда поступает по-своему, а в особенности тогда, когда убежден, что действует ради блага кого-то.

– С момента нашего знакомства я считала его… чуточку властным и своевольным, мадам, – призналась Феба, в глазах которой вспыхнули огоньки воспоминаний.

– Так я и думала. Гарри называл его Кулаком, имея в виду властные и высокомерные манеры Сильвестра! Самое же плохое заключается в том, что его очень трудно переубедить и превзойти! Он ведь не принуждает вас делать что-либо силой: он просто не оставляет вам иного выбора. Какой-то недалекий доктор однажды убедил сына, что я излечусь, если стану принимать горячие ванны, и он повез меня в Бат совершенно против моей воли, даже не обмолвившись о том, куда мы едем! Какие тяготы ему пришлось вынести! Я простила его только потому, что он взвалил на себя такие хлопоты из-за чудовищно несправедливого удара судьбы. Думаю, его супруге придется многое вынести, но он никогда не останется безучастным там, где речь пойдет о ее здоровье и благополучии.

Феба зарделась как маков цвет и пролепетала:

– Мадам… вы ошибаетесь! Я… он…

– Неужели он повел себя так, что не заслуживает прощения? – насмешливо осведомилась герцогиня. – Собственно, сам он сказал мне именно так, но, я надеюсь, он преувеличивает.

– Сильвестр вовсе не желает жениться на мне, мадам. Во всяком случае, не желает сердцем! – заявила Феба. – Он всего лишь хочет заставить меня пожалеть о том, что я сбежала от него и полюбила его, когда стало уже слишком поздно. Его светлость терпеть не может проигрывать и предложение мне сделал против своей воли – он сам мне так сказал! – а потом, думаю, решил, что гордость не позволяет ему отступить.

– Право же, мне очень стыдно за него! – воскликнула герцогиня. – Он говорил мне, будто все испортил, и теперь я вижу – до конца так и не сказал правды! Меня ничуть не удивляет, что вы дали ему от ворот поворот, но я счастлива узнать, что прославленное умелое обхождение Сильвестра подвело его, когда он делал вам предложение! Насколько могу судить по собственному опыту, мужчина редко изъясняется легко и свободно, если говорит от души, будь он самым законченным дамским угодником!

– Однако он вовсе не желает жениться на мне, мадам! – стояла на своем Феба, сморкаясь в насквозь промокший носовой платок. – Он уверял меня, что это не так, но когда я сказала, что не верю ему, – он заявил, будто спорить со мной бесполезно!

– Святые угодники, что за простофиля!

– А потом я сказала, что он х-хуже Уголино, а он вообще н-ничего не ответил! – с трагическим надрывом призналась Феба.