Преступники. Факел сатаны - Анатолий Алексеевич Безуглов

без многочисленных согласований вызвать столь важную персону, как член коллегии министерства. В лучшем случае отправился бы сам, попросился на прием. И не всегда принимали. А если принимали, могли еще и отказаться отвечать или подписать протокол.

Времена те минули. Пляцковский это хорошо понимал. Поэтому, наверное, и чувствовал себя не в своей тарелке, не знал, куда девать руки. Вынул платок, снова положил в карман…

— Феликс Михайлович, — сказал Чикуров, — нашу беседу мы будем записывать на магнитофон. Не возражаете?

Игорь Андреевич умышленно не произнес слово «допрос», щадя самолюбие Пляцковского.

— Я не против технического прогресса, — натянуто улыбнулся начальник главка. — Даже наоборот.

— Хорошо, — отложил ручку следователь и нажал на клавишу диктофона. — Вы не догадываетесь, для чего я вас пригласил? — продолжал он, снова пожалев допрашиваемого и не употребив слова «вызвал».

— Березки? — вопросительно посмотрел на Чикурова Пляцковский и, увидев кивок следователя, сказал: — Да–да, я знаю об этой трагедии… Был там, вернее, ездил за больной женой и услышал, что было покушение на профессора Баулина, а Ростовцев застрелился.

— Это не совсем точно, — поправил Игорь Андреевич.

— Да? — испуганно и растерянно произнес начальник главка, втягивая в плечи свою массивную голову.

— Ростовцев убит.

Пляцковский некоторое время не мигая смотрел на следователя. Было странно видеть этот застывший монумент с подергивающимся веком.

— Как?.. Нет, не может быть!.. Кем убит?.. — наконец ожил, задвигался Пляцковский, снова доставая носовой платок и вытирая покрывшуюся бисеринками пота блестящую лысину.

— Вот это мы и устанавливаем.

— Неужели вы… Вы думаете?.. — пробормотал Пляцковский и замолчал, пораженный какой–то догадкой, затем прохрипел: — Допускаете, что я?! — Он судорожно сглотнул и опять замолчал.

Зазвонил телефон. Чикурову показалось, что начальник главка вздрогнул. Игорь Андреевич снял трубку, назвался и тут же услышал отбой. Наверное, ошиблись номером.

«Что он такой взвинченный?» — подумал о Пляцковском следователь. И сказал:

— Феликс Михайлович, допускать не допускать — это, как сами понимаете, не факты. А следствие интересуют прежде всего они… Как вы познакомились с Ростовцевым и Баулиным?

— Через Мелковского. Ну, Рэма Николаевича, журналиста… Вы, наверное, читали его статьи?

— Читал. А с Мелковским вы откуда знакомы? — продолжал допрос Чикуров.

— Да кто с ним не знаком? — развел руками начальник главка. — Рэм Николаевич человек известный, выступает по телевидению. — Заметив внимательный взгляд следователя, Пляцковский уточнил: — Лично меня с ним познакомил министр… Но при чем тут Мелковский? — осторожно, словно прощупывая, спросил он.

— Как вы говорите, через него вы познакомились с Ростовцевым и Баулиным.

— Я этого не отрицаю. Рэм Николаевич — способный человек! Можно сказать, что благодаря ему об «Интеграле» и баулинской клинике знает вся страна!

— Вы хотите сказать, Мелковский много сделал для их рекламы?

— Так оно и есть. Хотя она им и не очень нужна. Дела говорят сами за себя… Но не без талантливой пропаганды Рэма Николаевича я увидел в деятельности Ростовцева и Баулина большую перспективу и старался им помочь. Разумеется, в пределах моих возможностей.

— Возможности ваши, кажется, большие, — заметил Чикуров.

Пляцковский склонил голову набок, наверное, размышлял, как воспринять эти слова — комплимент или ловушка?

— Все зависит от точки отсчета, — попытался улыбнуться начальник главка. — А если серьезно… Даже при наличии фондов, нарядов, увы, не всегда можно получить то оборудование, какое хотелось бы. И вообще это сейчас наиболее важный, острый вопрос. Я имею в виду техническое перевооружение, ускорение научно–технического прогресса. На устаревшем оборудовании далеко не уедешь. Что же касается Ростовцева и Баулина — они понимали в прогрессе толк и, если хотите, двигали его. Вполне естественно, что по поводу них были звонки от ответственных товарищей… Березкинскому эксперименту давали зеленый свет. Я — тоже. «Знакомая тактика, — отметил про себя Чикуров. — Прикрываться указаниями сверху».

— В каком смысле — зеленый свет? — спросил следователь.

— Меня однажды спросили, как я лично отношусь к выдвижению Ростовцева и Баулина на премию. И я искренне, да–да, искренне поддержал эту идею. Даже посчитал своим долгом выступить на коллегии… Подчеркиваю, Игорь Андреевич, совершенно искренне! Если кто–то говорит, что мною руководила заинтересованность, то это полный вздор, уверяю вас!

— Заинтересованность в чем?

— Якобы из–за жены, — отведя взгляд в сторону, ответил Пляцковский.

— А именно? — настаивал следователь.

Пляцковский посмотрел Чикурову в глаза и возмущенно проговорил:

— Меня ввели в заблуждение, даю вам слово! Как и всех! Если бы я знал! Если бы хоть догадывался!.. Спросите у тех, кто меня знает, — тут же выставил бы их взашей! Духу их не было бы!..

— Говорите, пожалуйста, подробнее… Кого и за что выгнали бы?

— Да этих ходоков из Березок! — с раздражением ответил Пляцковский. — Но ведь не один я оказался в таком положении! Даже повыше меня товарищи и те не предполагали, что «Баурос» — заурядное, примитивное мошенничество!..

Игорю Андреевичу показалось, что он ослышался. Но тут же понял: начальник главка знает такое, о чем он, Чикуров, и ведать не ведает, но выдавать этого неведения он не стал.

— Теперь убедились? — спросил он как можно спокойнее.

— Еще бы! — воскликнул Пляцковский.

— И что же окончательно убедило вас в этом? — продолжал нащупывать дорожку следователь.

— Да что может быть авторитетнее заключения профессора Алехина! Головной институт! Самая лучшая лаборатория в стране! Вы с ним уже беседовали? — поинтересовался начальник главка.

— Еще нет, — сказал Чикуров, не открывая допрашиваемому, что о профессоре Алехине он даже никогда не слышал.

Игорю Андреевичу стало окончательно ясно: Пляцковский может сообщить нечто очень важное. Еле сдерживая волнение, он сказал:

— Феликс Михайлович, мне хотелось бы сначала услышать от вас. И как можно подробнее. Хорошо?

— Пожалуйста, расскажу, — согласился Пляцковский, которого несколько успокоил доверительный тон следователя. — Хотя, честно признаюсь, говорить о личном горе… — Он вздохнул. — Еще год назад я считал себя счастливым человеком. Речь не о моем служебном положении, а о семье… Мы с Элей, моей женой, справили серебряную свадьбу. Четверть века, как вы понимаете, — срок немалый, и прожили мы его достойно. Может быть, это странно звучит в устах человека моего возраста, но мы с Эльвирой до сих пор любим друг друга, как десятиклассники… Дети у нас уже взрослые. Сын — офицер, дочь вот–вот будет кандидатом искусствоведения. На днях мы с женой стали дедушкой и бабушкой… Беда пришла в январе этого года… Звонит мне на работу дочь: с мамой плохо, ее увезла «скорая». Я бросился в больницу. Врачи сказали, что надо провести всестороннее обследование… По женской линии у нее, — смущенно пояснил начальник главка. — Надо так надо. Пролежала она три недели. Лечили терапевтическими средствами. Потом я послал Элю на курорт, но пришлось прервать — стало хуже. Снова обследование. Положили в