1759. Год завоевания Британией мирового господства - Фрэнк Маклинн

Не мог Боскавен выполнить и свой любимый маневр, атакуя противника в обратном порядке, когда каждый из последующих кораблей использует предыдущий, уже вступивший в бой, в качестве заслона. Таким образом он проходит рядом с ним к следующему судну противника. Это продолжается, пока не произойдет атака на каждый корабль противника от тыла до авангарда.

Олауда Эквиано вспоминал: Боскавен прошел мимо трех кораблей противника, чтобы близко подойти к «Океану». Он был обстрелян всеми тремя кораблями противника. Но «несмотря на это, наш адмирал не открыл огонь из пушек ни по одному из них, что меня удивило. Он приказал нам лечь вниз животом на палубе и лежать в таком положении, пока мы не подойдем к „Океану“. А когда поступил приказ, мы дали полных три залпа в него, притом — сразу же».

Тем временем Боскавен вел бой с «Кентавром», сражавшимся как тигр в течение пяти часов. В ожесточенном бою погибли или получили ранение двести французских моряков, а капитан де Сабран-Грамон был ранен в девяти местах. А когда Боскавен около 4 часов дня подвел «Намюр» достаточно близко к «Океану», то завязал бой с отходом. «Намюр» отважно сражался в яростном морском бою, ему пришлось отойти под углом от корабля противника через полчаса, но только после того, как он нанес неприятелю тяжелые потери. Восемьдесят французских моряков были убиты, свыше ста — ранены.

Олауда Эквиано подносил пушкам порох во время всего сражения. Он назвал этот бой ужасающим и смертоносным: «Я подвергался страшной опасности погибнуть на взорвавшемся корабле. Это продолжалось более получаса. Когда мы доставали боеприпасы из ящиков, дно многих из них оказалось прогнившим. Порох рассыпался по палубе около основания мачты; у нас едва хватило воды, чтобы залить его. При этом мы не делали того, что должны — не защищались от выстрелов противника. Нам приходилось ходить по всей длине корабля, чтобы подносить порох».

Ла-Клю (одна его рука была сломана, вторая — с серьезным ранением), временно передал командование графу де Карне-Марсейну. Флагманский корабль Боскавена, выведенный из строя, потеряв бизань-мачту и оба топселя, дал полный назад. При этом маневре ему пришлось сражаться с «Кентавром», который в то время (7.15 вечера) начал стрелять. Но до того сам «Кентавр» был обстрелян пятью кораблями Королевского Флота.

Пока «Океан» разбирался с парусами, Боскавену пришлось перенести свой флаг на борт «Ньюарка». Он дал приказ об общем преследовании. Оно продолжалось всю ночь. В британском авангарде находился «Гернси», вооруженный пятьюдесятью пушками.

Теперь для французов пришло время «спасайся, кто может». К утру 19 августа у Ла-Клю рядом с «Океаном» находилось только три судна, вооруженных семьюдесятью четырьмя пушками — «Редутабль», «Темерар» и «Модест». Два других корабля шли по независимому маршруту, один из них направлялся в Рошфор, второй — на Канарские острова.

Боскавен докладывал: «Я вел преследование всю ночь, утром 19-го увидел только четыре паруса, которые направлялись в Лагуш».

Не имея возможности скрыться от своих преследователей, но твердо решив не сдаваться, Ла-Клю направил свой великолепный флагманский корабль на скалы. На борту развевался флаг, все паруса были подняты. «Все мачты оказались сбиты и упали через нос корабля», — докладывал наблюдавший Боскавен.

«Редутабль» последовал примеру французского флагмана. Но «Темерар» и «Модест» бросили якоря под огнем пушек нескольких португальских батарей в заливе Лагуш. Чудовищно нарушая нейтралитет Португалии, Боскавен направил свои корабли в порт, чтобы взять французские суда в качестве трофеев.

«Океан» и «Редутабль» предали огню там, где они находились. Похоже, на борту «Океана» осталось очень много пороха, так как Олауда Эквиано писал следующее: «Около полуночи я увидел, как взорвался „Океан“. Взрыв был невиданной силы. Мне никогда не доводилось видеть подобную сцену. Менее чем за минуту полночь от сияния пламени на ограниченном пространстве превратилась в день. Это сопровождалось страшным грохотом ужаснее грома. Казалось, что было видно даже самую крошечную частичку творящегося вокруг нас».

Карне Марсена и его офицеров взяли в плен, Ла-Клю избежал участи пленного, бежав в Лиссабон на куттере. Лагуш стал потрясающей победой Британии. Французы потеряли пять кораблей и 500 человек убитыми и ранеными. Потери Боскавена составляли 252 человека. Но решающее значение этой победы заключалось в ее стратегических последствиях. Теперь Конфлан остался один против сплоченного могущества Королевского Флота. Шансы на успешное вторжение французов значительно сократились.

Не найдя два остальных французских корабля, Боскавен доложил о своем успехе Питту и Хоуку. 20 августа он объявил, что возвращается в метрополию, оставив патрулировать Бродрика и семь кораблей.

Деморализованным французам оставалось лишь заняться самой неподходящей полемикой между Ла-Клю, военно-морским министром и капитанами кораблей, которые ушли в Кадис. Они приступили к марафону эпистолярного самооправдания и перекладывания вины друг на друга. Ла-Клю указывал пальцем на капитанов, которых окружили в Кадисе. А они, со своей стороны, протестовали, заявляя: адмирал не выполнил свой первоначальный план, изменил намерения, а после этого не отправил четких и ясных сигналов.

Ла-Клю беспечно писал Шуазелю, что он не виноват, просто ему не повезло. Все, что можно было сделать с помощью искусства мореплавания, он выполнил, только вот капризная Фортуна отвернулась от него.

Французское общественное мнение выразило отвращение ко всему этому делу. Лишь капитан де Сабран-Грамон вышел с честью из этой ситуации. Действительно, по всеобщему признанию он вел себя столь же отважно, как воины в древности.

Этого человека явно приветствовали аплодисментами даже его британские захватчики в Гибралтаре.

Как всегда, французское правительство проявило нелепую снисходительность к побежденным адмиралам. В 1764 г. Ла-Клю стал генерал-лейтенантом, а Кастильона, одного из капитанов, тайком пробравшегося в Лагуш, повысили в звании в 1765 г. Маркиз де Сент-Айнан, неблестящий командир корабля «Редутабль», продолжал службу — и дослужился до высшего звания в военно-морском флоте.

Мрачное настроение в Париже контрастировало с эйфорией в Лондоне. Туда весть о великой победе добралась 6 сентября. Даже врожденный пессимист герцог Ньюкасл позволил себе высказаться с новым оптимизмом: «Теперь Боскавен вернется, — писал он, — с семью кораблями и тремя французскими, а также с двумя полками из Гибралтара. Признаюсь, что до сих пор опасаюсь вторжения».

Адам Смит, наслаждаясь успехом своей книги о моральных чувствах, говорил своему другу Гилберту Эллиоту (в письме, датированном 10 октября), что он очень доволен Лагушем. Но, между прочим, никто серьезно не воспринимал угрозу вторжения.

Новость о победе в Миндене (Германия), поступившая почти одновременно с известиями от Боскавена, убедила Пита: в этом году Провидение было на стороне Британии. Но он, и Ньюкасл забыли древнюю мудрость о крысах, загнанных в угол. Теперь, почти не имея никакого выбора, Шуазель и его министры будут сражаться отчаянно, чтобы гарантировать: д'Огюльон и его войска вторжения добрались до Шотландии.