Магия шипов - Маргарет Роджерсон

Вместо этого рука обрушилась на пустоту: Элизабет схватила канцлера за руку и потащила прочь. Она отшвырнула его в сторону, словно кучу мусора.

– Но почему? – спросил он, переворачиваясь на другой бок и глядя на нее так же, как мгновение назад смотрел на Архонта. – Почему ты…

– Я хотела увидеть твое лицо, когда ты поймешь, что ошибся, – сказала она. – Все, что ты сделал, все люди, которых ты покалечил и убил: все было напрасно.

Позади него когти Архонта царапали мрамор. Его свет растянулся выше и почти коснулся купола, простираясь на половину атриума, когда Архонт расправил свои крылья. В тени его необозримого величия Эшкрофт казался невероятно маленьким. Пот выступил у него на лбу, в горле встал ком.

– Вы довольны, мисс Скривнер?

Элизабет так сильно жаждала этого момента: его уверенность в себе пошатнулась, его сила исчезла. Но, когда она получила то, чего так хотела, поняла, сколь безразлично было все это для нее теперь.

– Нет, – ответила девушка и отвернулась.

Его лицо исказилось. Он пополз за ней на коленях с пустым невидящим взглядом.

– Вы должны мне поверить. Мне нужно, чтобы вы поняли – все, что я делал, было для блага королевства. Пожалуйста…

Она пнула Эшкрофта ногой, и он с мучительным криком растянулся на земле.

Не заботясь о том, что с ним будет дальше, девушка направилась к Натаниэлю. Его ресницы затрепетали при ее приближении, но он не пришел в сознание. Элизабет присела на корточки, взяв его за руку, и увидела, что Сайлас все еще держит другую его руку меж своих ладоней так, будто она сделана из стекла.

Свет лился на Натаниэля, отражаясь все ярче и ярче от пола вокруг него. Она предполагала, что Архонт убьет их в любой момент, но все, о чем могла думать, – что рука чародея была ужасно холодной.

– Ему больно?

Сайлас заговорил, не отводя взгляда от лица Натаниэля:

– Нет. Конец, когда он придет, будет быстрым для вас обоих. Я полагал, что так будет лучше – сражаться вместе и пасть, вместо того чтобы наблюдать гибель вашего мира, потеряв надежду. – Он сделал паузу, чтобы разгладить лацкан на накидке Натаниэля, затем осторожно поправил воротник. «Приводя его в порядок к выходу, словно это был обычный вечер», подумалось Элизабет. – Прошу прощения за такую вольность.

Ее глаза наполнились слезами, а в горле пересохло.

– Что будет с тобой?

Он выдал себя едва заметным колебанием.

– Это не имеет значения, мисс.

– Имеет. – Она протянула руку и погладила Сайласа по щеке. Ее грязная из-за всех произошедших событий рука выглядела отвратительно на фоне совершенного лица. Однако Сайлас не пошевелился, позволив ей прикоснуться к себе, и она с удивлением обнаружила, что на ощупь он был обычным человеком, а не статуей, вырезанной из камня.

Странное спокойствие охватило ее. Оставалась лишь одна вещь, которую она могла сделать. Надвигался конец света, а им нечего было терять.

– Спасибо тебе. Я просто хотела сказать это прежде, чем…

Его взгляд метнулся к ней из-под ресниц. Она увидела тот миг, когда демон все понял. Сайлас и раньше казался ей спокойным, но теперь словно превратился в камень. Хотя выражение его лица, казалось, не изменилось, в глазах появились горе, надежда и голод, такой безмерный, что девушка чувствовала, как он пожирает его изнутри словно бездонная тьма. Свет стал ослепительным. Архонт уже почти приблизился к ним.

– Силариатас. – Енохианское имя хлынуло по ее горлу и огнем перекатилось по языку. – Силариатас, – произнесла Элизабет голосом, полным силы, – я освобождаю тебя от оков твоего рабства.

Его зрачки расширились, глаза стали черными. Лишь это она успела увидеть, прежде чем свет стал настолько ярким, что ей пришлось отвести глаза. Дрожь пробежала по библиотеке. Словно камень упал на поверхность их мира, распространяя повсюду рябь. Девушка сжала руку Натаниэля в ожидании смерти. Однако прошла секунда, потом еще одна, и она ничего не почувствовала.

Веки Натаниэля приоткрылись. Серебро стекало с его волос. Неуверенно он попытался сфокусировать взгляд.

– Сайлас? – произнес он.

Элизабет медленно подняла голову. На мгновение ей показалось, что она все-таки умерла и все это ей снится. Сайлас стоял над ними, подняв одну руку, закрывая свет Архонта. Только это был уже не Сайлас. Силариатас. Из его головы росли белые, словно фарфоровые, рога, спирали которых заканчивались остриями. Черты его лица стали тревожными и жестокими, их нежная красота приобрела нечеловеческую резкость. Уши были заостренными, когти удлинились и стали тонкими и острыми как бритвы.

Казалось, он не замечал Архонта. Сайлас смотрел вниз на Натаниэля черными и полными голода глазами.

– Ты смеешь так ко мне обращаться? – прошипел он. Презрительно дернув рукой, он отшвырнул лапу Архонта, затем повернулся к Натаниэлю, склонившись над ним. Того трясло. – Ты понимаешь, кто я такой и что сделаю с твоим миром?

Натаниэль не выглядел испуганным. Возможно, он не до конца пришел в сознание, чтобы чувствовать страх. Это могло объяснить то, что он сделал дальше: взял его когтистую руку и неуклюже погладил ее, словно это Силариатас нуждался в утешении во всем его бессмертном великолепии, а не наоборот.

– Все в порядке, Сайлас, – сказал он.

– Не разговаривай со мной, насекомое, – фыркнул Силариатас, вырывая свою руку. Его пальцы сомкнулись на шее Натаниэля, когти впились в нежную кожу. Когда из-под них появилась капелька крови, дрожь пробежала по всему его телу. Натаниэль слабо попытался улыбнуться.

– Если ты убьешь меня, ничего страшного.

Силариатас замер. Его пальцы ослабили хватку.

– Ты – глупец, – проскрежетал он едва шевелящимися губами.

Натаниэль, казалось, ничего не слышал. Он слишком быстро терял сознание.

– Все в порядке, – повторил он. – Я знаю, как это больно. Знаю. – Падая в бездну беспамятства, он пробормотал: – Я прощаю тебя.

После этого наступила такая глубокая тишина, что Элизабет не слышала ничего, кроме серебристого плача гримуаров, потоками поднимавшегося над ними. Даже Архонт замер. Демон смотрел вниз, склонив голову, словно это было что-то такое, чего он никогда не видел раньше.

Силариатас поднял голову. Элизабет проследила за его взглядом и увидела гримуар, проплывавший над ними, который она узнала по ссохшемуся лицу и блеску иглы. Они молча смотрели, как он поднимается, чтобы сжечь себя дотла, – ужасное, жестокое, смертоносное существо, чудовищное, но не лишенное любви, способное в конце концов совершить этот последний акт искупления. Что думал об этом Силариатас – Элизабет сказать не могла. В его пожирающих черных глазах не было ничего знакомого ей. Только когда он оглянулся на Натаниэля, она заметила намек на его второе «я»: того, кто присматривал за ним, пока тот превращался из мальчика в юношу, кто укладывал его спать, лечил раны, заваривал чай, поправлял галстук, держал за руку во время каждого ночного кошмара. Сайлас сиял сквозь холодную, жестокую маску, словно свет, вспыхнувший за стеклом.