Покушение - Александр Беляев

Доронин составил текст радиограммы и понес его на утверждение Ефремову. Генерал завизировал текст.

— Будьте предельно осторожны. Помните, ваша задача лишь встать на след связного. Брать его будем потом, — напутствовал он Доронина.

— Так все и рассчитано, товарищ генерал, — заверил Ефремова Доронин.

Текст зашифровали по методу и таблицам «двадцать второго» и дали ему проверить. Он не нашел ошибок. Потом посадили его в машину и приказали сделать снимки ворот и дворов, которые он не снимал раньше. Это было оговорено в тексте радиограммы, рассчитано на то, чтобы поставить центр перед необходимостью выбора, а следовательно, дополнительных запросов и оживления работы канала связи и навязать ему таким образом свою волю. Съемку объектов «двадцать второй» производил своим портативным аппаратом-зажигалкой. Пленку проявили. Качество негатива получилось превосходным. Проявленную пленку заложили в патрон от ТТ, отсыпав из него немного пороху, и снова закрыли пулей. В таком виде ее после радиосообщения в центр опустили в тайник на Собачьей площадке. Но за сутки перед этим, как это делалось и раньше, «двадцать второго» вывезли на старое кладбище в Переделкино. Передатчик подключили к антенне. Включили контрольную аппаратуру.

— Не вздумайте добавить что-нибудь свое. Один лишний знак, и вам будет предъявлено обвинение в умышленном срыве операции. И тогда закон неумолимо покарает вас со всей строгостью, — предупредил Доронин.

— Я все понимаю. И все сделаю так, как надо. Я ведь еще ни разу не пытался вводить вас в заблуждение, — заверил Доронина «двадцать второй».

Он передал сообщение так, как этого требовали контрразведчики. И, сделав небольшой интервал, повторил передачу. После этого его снова увезли в следственный изолятор. А за тайником на Собачьей площадке установили круглосуточное наблюдение. И вот тут открылось вдруг совершенно неожиданное. Патрон с пленкой забрал из тайника в первую же ночь… Степин.

Когда Доронину сообщили об этом, он чуть не рассмеялся.

— Конечно! Он же и живет в двух шагах от тайника! Его и не заподозришь ни в чем — вышел погулять. Ну, Баранова! Ну, пройдоха! Вот придумала… Да, но кому и как гражданин Степин будет передавать эту посылочку? Надеюсь, сам-то он с такой оказией в Берлин не ездит?

Собрались в подвале кафе Берсонса. Пришли Тальцис, Валейнис, Круклис и еще трое незнакомых Круклису парней.

— Вы не беспокойтесь, это очень надежные люди, — представил хозяин Круклису парней.

— А чего мне беспокоиться? Я очень рад познакомиться с настоящими патриотами, — пожимая парням руки, ответил Круклис. — Еще кто-нибудь придет?

— Нет. Все тут.

— Тогда позвольте мне сказать пару слов, — попросил Круклис.

Возражений, естественно, не последовало.

— Я почему-то, товарищи, совершенно уверен в том, что мы напали на нужный нам след. Эти русские — он и она, это кожаное пальто точно такого же покроя, какие носят у нас, этот второй карман слева и широкий рукав — ей-богу, это все готовится к нам за линию фронта, — без тени сомнения сказал Круклис. И вздохнул: — И все-таки это только предположение. А нужны доказательства! И только неопровержимые!

— Мы тоже думаем об этом, — сказал Берсонс. — Но проникнуть в мастерскую практически невозможно.

— Кто занимался этим вопросом? — спросил Круклис.

— Вот они, — указал на парней Берсонс.

— Почему именно они?

— Потому что один из них, Альфон, работал в этой мастерской до войны. Он знает там все щели.

Парень с бородкой, как у шкиперов парусного флота, по имени Альфон, встал.

— Вы пробовали проникнуть туда? — спросил Круклис.

— Да. Но ничего не вышло.

— Почему?

— Они заложили все окна кирпичом с трех сторон до высоты четвертого этажа. Туда не только не заберешься, но и ничего не увидишь из соседних зданий, — объяснил Альфон.

— Плохо!

— Мы думаем, что можно сделать еще, — сказал Берсонс.

— Если вы так уверены, что эти двое русских будут переброшены через линию фронта, можно их уничтожить, — предложил Тальцис.

— Конечно, можно. А толку? Этих убьете, они других пошлют, — ответил Круклис.

— Но тех еще надо подготовить, — заметил Тальцис.

— Верно. Но почему вы думаете, что Краусс готовит только этих двоих? Нет, пока это не выход из положения. Вот если бы мы точно знали, что именно они будут главными действующими лицами, тогда еще можно было бы принять твое предложение, Вилис.

— Значит, будем еще думать, — сказал Берсонс.

— Послушай, Витольд, Дзидра встречалась с водителем этого русского? — спросил Валейниса Круклис.

— Да. Они уже два раза ходили на танцы.

— Ну и что он за человек, этот водитель?

— Она говорит, что он из тех болванов, которые на сто процентов верят в победу Германии.

— Победу! — усмехнулся Круклис. — А ему не кажется, что не сегодня завтра им придется уматывать из Риги ко всем чертям собачьим?

— Он говорит, что это временные неудачи.

— Действительно идиот.

— Но я думаю, пусть танцуют. Может, все же о чем-нибудь проговорится, — сказал Валейнис.

Круклис безнадежно махнул рукой.

— Такая дубина вряд ли что и знает. А вот у меня возник вопрос…

Присутствующие сразу насторожились.

— Немцы, работающие в этой мастерской, где живут?

Вопрос прозвучал неожиданно. Но не застал врасплох Тальциса.

— В разных местах живут.

— Интересовался?

— Было.

— Для чего?

— На всякий случай.

— Правильно. Так где же?

— Одни в гостиницах. Другие на частных квартирах.

— Почему так? Всем мест в гостиницах не хватает?

— На квартирах живут те, кого на машинах возят. А к гостинице для всех прочих автобус подают, — объяснил Тальцис.

— Значит, Вилис, и это самое важное: на частных квартирах живет начальство! — поднял кверху палец Круклис. — А оно наверняка знает то, что нам нужно. И если вы утверждаете, что нам самим в эту мастерскую не попасть никогда, значит, у нас выход только один: захватить кого-нибудь из этих начальников. Как это сделать? Сейчас будем думать. Но, повторяю, другого выхода у нас нет.

На какое-то время в подвале воцарилась тишина. Лица людей были сосредоточенны и даже угрюмы. Такого делать еще не приходилось.

— Я знаю только два дома, в которых живут эти немцы, — сказал Тальцис.

— Вполне достаточно. Что за дома? — сразу заинтересовался Круклис.