Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения - Лоуренс Сутин

По мере того как «2–3–74» превращается в «Валис», Фил создает ночами новые теории. Метаабстракции прокляты. Когда-нибудь он найдет настоящую любовь, которую заслуживает (а кто – нет?), но пока медленно открывает (временами) для себя нечто, похожее на счастье

Вы могли бы предположить, что жизнь после ««2–3–74»» могла быть какой угодно, но только не скучной.

Однако именно на скуку Фил жаловался в канун Нового 1975 года. Сосед, живший в соседней квартире дома в Фуллертоне, устроил большую громкую гулянку. Тем временем Тесса использовала ночь, чтобы закончить стирку, а Фил остался, чтобы хлопнуть воздушный шар Кристофера сигаретой, когда наступит полночь. В письме два дня спустя он ругался: «Я не осознавал раньше, как чертовски глупа, уныла, бесполезна и пуста жизнь среднего класса. Я отказался от сточной канавы (где-то в 1971 году) и перешел к пластиковым контейнерам. Как обычно, я опять сделал что-то не так».

Не то чтобы их жизнь была настолько безмятежна, хотя Фил получит примерно 19 тысяч долларов в 1974 году и 35 тысяч долларов в 1975 году, но значительная часть этого дохода была авансами в счет роялти, выданными Агентством Мередита, чтобы удержать Фила на плаву между нерегулярными выплатами роялти. Зарубежные продажи были его главной поддержкой: британские, французские, итальянские, немецкие, шведские, голландские и японские права на издание его книг составили большую часть реальных доходов Фила в 1975 году. Нерешительно Фил и Тессса постепенно начали пробовать на вкус хорошую жизнь. Фил доставил себе удовольствие, приобретя новую Encyclopaedia Britannica 3[246], которую он читал запоем; цитат из нее в «Экзегезе» – легион. Для Тессы была новая гитара и оплаченное стойло с лошадью. В марте они переехали с Камео-лейн в арендованный дом, так как кредитный рейтинг Фила не позволял ему его купить, по адресу Санта-Исабель-авеню, 2461, Фуллертон. В апреле 1975 года Фил выбрал красный «Фиат Спайдер» – свою первую спортивную машину со времен брака с Энн.

Все было хорошо. И это его терзало. Должно быть что-то еще. Фил боролся с этим в «Экзегезе» – даже писал от руки, чтобы подчеркнуть временный характер этого состояния. В фантастических произведениях Фил балансировал между двумя вопросами: «Что есть Человек?» и «Что есть Реальность?» Теперь Фил чувствовал, что знает ответ на первый вопрос: доброта. Что касается второго, то он никогда не принял решения. Для этого вопроса «Экзегеза» давала ему «пространство для маневра» – возможность создавать и уничтожать миры по собственной воле.

Из еженощных занятий стали выявляться ключевые идеи. Одна из них – идея «ортогонального времени», о которой Фил рассуждал в эссе 1975 года Man, Android and Machine[247]. Ортогональное время «вращается» перпендикулярно «линейному» времени. Оно содержит, «как на синхронной плоскости или протяженности все то, что было, так же как дорожки на долгоиграющей пластинке содержат часть той музыки, которая уже была исполнена; они не исчезают, после того как игла прошла по ним». В мартовском письме Урсуле Ле Гуин Фил отточил эту мысль: ортогональное время было «Реальным Временем» – «без него ничего бы не оставалось, кроме иллюзии, ничего, кроме покрывала Майи, так сказать».

Той весной Фил с радостью принимал у себя в гостях друзей и членов семьи. Его дочь Иза приехала к нему ненадолго, как и Лорен Кейвит, его верный друг с мрачных дней 1971 года. Карикатурист Арт Шпигельман, который тогда издавал Arcade[248], остановился у него на ночлег. Он и Фил впервые встретились в 1973 году, после того как Фил написал восторженное письмо в ответ на комикс Шпигельмана о возрождении Уолта Диснея в виде робота-президента мира «Земли будущего»[249]. Теперь Фил предложил сотрудничество, но рассказ, который Фил предоставил в марте 1975 года, – «Глаз Сивиллы», как и «Убик. Киносценарий»[250] в 1974 году, оказался слишком замысловатым, чтобы его адаптировать для предполагаемых (книга комикс/фильм) медиумов.

В том же месяце, к несчастью, произошел разрыв с Харланом Эллисоном. Обстоятельства идеально сложились, чтобы задеть чувства Эллисона. Фил и Эллисон общались по случайным поводам начиная с 1972 года, когда Фил переехал в округ Ориндж, но их дружба складывалась нелегко. Эллисон чувствовал, что Фил завидует его финансовым успехам и голливудским связям. Что касается Фила, то существовало несколько длительное, если не сказать неоправданное, негодование по поводу ссылки на употребление Филом ЛСД в составленной Эллисоном антологии 1967 года Dangerous Visions. Оставив личные трения в стороне, Фил заявил, что рассказ Эллисона «Птица смерти» «будут читать и в следующих столетиях». Неудивительно, что Эллисон считал Фила подходящим автором для эссе в запланированный спецвыпуск журнала F&SF, посвященный Эллисону. Неудивительно и то, что, сказав Эллисону, что он будет рад помочь, Фил в письме редактору F&SF Эдварду Ферману (другу Эллисона) отказался, объяснив, что он не вполне проснулся, когда ему позвонил Эллисон, что ему нет дела до большей части произведений Эллисона и что он на халяву не работает. Ферман ответил, что намеревался заплатить. Эллисон, который расценил беспокойство Фила по поводу оплаты как оскорбление редакторской чести Фермана, послал Филу оскорбительное уведомление о разрыве их дружбы.