В руках врага - Дэвид Марк Вебер

Наблюдая со своего места за изумленно воззрившимися на Рэнсом и Владовича пленными, Кэслет одновременно присмотрелся и к гражданке секретарю. Она стиснула зубы, на ее щеках выступили красные пятна… Не могла же Корделия и впрямь надеяться, что они уступят.

– Позвольте мне сделать необходимые пояснения, – добавила она с мертвенным спокойствием в голосе. – Народная Республика выражает готовность проявить милосердие к тем из вас, кто пожелает освободиться от оков, признав, что ваши руководители использовали вас и ваших товарищей в преступных целях. Я понимаю, что промывка мозгов, осуществлявшаяся по отношению к вам пропагандистским аппаратом плутократического режима, заставляет некоторых из вас считать такого рода выбор «изменой», но это не так. Тот, кто становится под знамя революции в борьбе против угнетателей, – не изменник, а борец за дело народа. Конечно, отречься от предрассудков не всегда просто, но прежде чем ответить мне отказом, хорошенько подумайте. Повторять предложение я не стану – и, если оказавшись в лагере «Харон» кто-то из вас пожалеет о сегодняшнем решении, изменить его будет уже поздно.

Подавшись вперед и опершись локтями о стол, она обежала шеренгу взглядом горящих ледяным пламенем голубых глаз. Поза делала ее похожей на приготовившуюся к прыжку златогривую хищницу, и кто-то из пленных нервно переступил с ноги на ногу. Но все промолчали, и Рэнсом, резко вздохнув, снова выпрямилась.

– Хорошо. Вы сделали свой выбор, хотя я сомневаюсь, что его последствия доставят вам удовольствие. Гражданка капитан де Сангро, уведите пленных.

– Есть, гражданка член Комитета, – вытянувшись в струнку, ответила Сангро и, повернувшись к своим солдатам, рявкнула: – Слышали приказ члена Комитета? Загоните этот сброд, этих прислужников олигархии, обратно в их камеры.

– Минуточку, – раздался одинокий голос, и все взоры обратились к выступившему из шеренги пленников широкоплечему, с проседью в темных волосах офицеру, которого Кэслет не знал.

Охранники насторожились, Рэнсом склонила голову набок.

– Кто ты? – спросила она с презрительным видом.

– Капитан Алистер МакКеон, – невозмутимо ответил неизвестный офицер.

– И ты хочешь встать на сторону народных масс в борьбе против угнетателей? – с ядовитым сарказмом осведомилась Корделия.

– Как старший из присутствующих здесь офицеров Ее Величества, – с язвительным спокойствием сказал он, проигнорировав ее вопрос, – я выражаю официальный протест против неподобающего обращения с моими подчиненными и требую немедленной встречи с коммодором Хонор Харрингтон.

– Здесь нет никаких «офицеров какого-то величества», и все твои пустые протесты не имеют никакого значения. Ты можешь претендовать лишь на те права, которые сочтет нужным предоставить тебе народ, но должна признаться, я решительно не вижу причин предоставлять тебе какие бы то ни было. Что же до уголовной преступницы, которую ты именуешь «коммодором», то ее ты, так и быть, увидишь. Когда будешь присутствовать при повешении.

– Согласно Денебским соглашениям… – начал МакКеон, но Рэнсом вскочила на ноги.

– Гражданка капитан де Сангро! – взревела она, и охранница ударом приклада сшибла МакКеона наземь, разбив ему губы и выбив несколько зубов.

Веницелос рванулся вперед, но Энсон Летридж и Скотти Тремэйн, вцепившись в его плечи, не позволили ему покинуть строй. Врач «Адриана», лейтенант Уокер, опустился на колени рядом со своим капитаном, и его взгляд заставил охранницу невольно попятиться. Под презрительным взглядом Рэнсом МакКеон с помощью молодого хирурга поднялся на ноги, вытер тыльной стороной ладони окровавленный рот и, бесстрастно взглянув на Корделию, сказал:

– Надеюсь, ваши операторы все засняли. – Говорить ему было трудно, но слова прозвучали более или менее разборчиво. – Эта запись пригодится как доказательство, когда после войны вы предстанете перед трибуналом.

Рэнсом побледнела, и Кэслет испугался, что она прикажет пристрелить МакКеона на месте, однако гражданка член Комитета совладала с собой и, восстановив презрительное спокойствие, произнесла:

– Если после войны и состоятся судебные процессы, то проводить их буду я. Но ты этого не увидишь, поскольку до того времени не доживешь. Гражданка капитан де Сангро, действуйте!

Кивком головы Рэнсом указала в сторону люка, Сангро выкрикнула приказ, и ее люди принялись выпихивать пленных из зала. Кэслет откинулся на стуле с чувством, похожим на облегчение: встреча оказалась непродолжительной и, несмотря на инцидент с МакКеоном, не имела столь тяжких последствий, каких можно было опасаться. Однако все это представление было пародией на идеалы, в верности которым он был воспитан, и…

– Эй, погодите! Погодите!

Кэслет повернулся на звук. Рэнсом, прервав беседу с Владовичем, воззрилась в том же направлении. Зычный голос принадлежал главному старшине Харкнессу: охранник пытался подтолкнуть его к люку, но силач, похоже, просто не замечал его усилий. Однако если стоял он подобно скале, то на лице его был написан неподдельный страх. Ничего подобного Кэслет от него не ожидал.

– Эй, погодите! – снова крикнул Харкнесс – Я никакой не герой… и, черт меня побери, ничего не забыл в этом лагере «Харон»!

– Старшина! – крикнул Веницелос. – Опомнись, что ты…

Договорить коммандер не успел: удар прикладом в живот заставил его сложиться пополам. Харкнесс при этом впился взглядом в Рэнсом и в сторону офицера даже не обернулся.

– Послушайте, мэм… Член Комитета или как вас там. Я оттрубил на флоте полста лет, пятьдесят чертовых годков. Я не затевал этой войны и не вызывался идти на нее добровольцем, но такая у меня работа. Во всяком случае, так меня учили, да и другого ремесла у меня все равно не было. Только вот деньжатами мне с этой войны не разжиться, а гнить в тюрьме из-за каких-то богатеньких сукиных сынов у меня нет ни малейшего желания.

– Харкнесс, да ты что! – не веря своим глазам и ушам, закричал Скотти Тремэйн, за что и был немедленно вознагражден ударом приклада. Он упал наземь, его вырвало, и на сей раз Харкнесс все же оглянулся.

– Вы уж не обессудьте, сэр, – хрипло сказал он, – но ежели вам, офицерам, и охота цепляться за честь мундира, то нижним чинам это ни к чему. Я простой старшина, и главного-то выслужил с грехом пополам…

Покачав головой, он со стыдом и отчаянием в глазах снова повернулся к Рэнсом и выпалил:

– Стало быть, мэм, если вы предлагаете перейти на вашу сторону, так я согласен.

– Что? – Роб Пьер в озлобленном неверии уставился на экран коммуникатора, и его собеседник испуганно сглотнул. На его лацкане красовались ведомственный значок Комитета по открытой информации и карточка, на которой было написано: «Л. Бордман, второй зам. директора». Больше всего на свете гражданину Бордману хотелось прекратить этот разговор.

– Гражданин председатель, – зачастил он с поспешностью мелкой сошки, силящейся избежать начальственного гнева, – мне известно не так уж много. Имеется информационный чип, там все записано и растолковано гораздо яснее, чем я при всем желании мог бы…