Сенека. Избранные труды - Луций Анней Сенека

И этот наш век свидетелем был

Нечестья сыновнего: хитростью взяв,

Посылает царь родимую мать

В Тирренское море. Матросы спешат

Покинуть порт.

Под ударами весел волны шумят,

В открытое море несется корабль.

Но внезапно треснули скрепы его,

И хлынули волны на дно корабля.

Пронзительный крик

Подымается к звездам, мешается он

С рыданием женским; пред взорами смерть

Ужасная бродит; от смерти бежать

Старается каждый; одни без одежд

Прицепляются к доскам разбитой кормы,

Рассекая волну, а другие вплавь

Стремятся спокойных достичь берегов.

И многих уж топит пучина морей.

Разрывает Августа одежды свои

И терзает власы, орошая лицо

Потоками слез.

Когда ж не осталось надежды спастись,

Пламенея гневом, сраженная злом,

«Такой-то, – воскликнула, – мне воздаешь

Наградою, сын, за великий мой дар!

Сознаюсь, заслужила я этот корабль,

Я, тебе даровавшая свет и престол,

И Цезаря имя – безумная мать.

Подыми же из бездн Ахеронта лицо

И казнью моей наслаждайся, супруг.

Я, несчастная, смерти причина твоей

И сына, надежды твоей, похорон

Виновница я.

По заслугам помчусь я к тени твоей,

Погребенья лишась,

Схороненная заживо в диких волнах».

Средь речи уста захлестнулись волной,

И упала она

В пучину, но снова восстала из вод,

Охвачена ужасом; море кругом

Отгоняет рукой, но лишается сил.

Осталась в безмолвных сердцах моряков

Бывалая верность: презревши смерть,

Дерзают они помогать госпоже,

Чья сила сломилась под натиском волн.

Ее, протянувшую руки, они

Ободряют и криком, и силою рук.

Что пользы тебе,

Что спаслась ты от волн, от пучины морской?

Суждена тебе смерть от сыновней руки.

Едва ли поверит потомство, что он

Такое злодейство дерзнул совершить.

Нечестивый, гневясь, что, из волн спасена,

Жива его мать,

Он второй замышляет громадный грех.

Устремляется он погубить свою мать

И не терпит малейшей задержки, злодей.

Исполняет приказ его посланный страж

И пронзает железом царицыну грудь.

Умирая, свершителя казни своей

Об одном она

Умоляет: чтоб в чрево он меч погрузил.

«То чрево должно быть пронзенным, – кричит, —

Что чудовище это носило в себе!»

Сказавши так

И смешавши с последним стенаньем слова,

Свой мятежный дух

Испустила она чрез отверстия ран.

Сенека

Сенека

Зачем меня, могучая судьба,

Польстивши мне обманчивою лаской,

Довольного моим уделом скромным,

Ты вознесла высоко, чтоб низринуть

С вершины, где я вижу столько страхов.

Вдали от зависти, как хорошо

Скрывался я в утесах корсиканских.

Там я свободен был и с полным правом

Занятиям любимым предался.

О, как мне сладко было созерцать

Небесный свод, которого прекрасней

Природа ничего не создала —

Художница и матерь мирозданья.

Следить круги планет, движенье мира,

Вращенье солнца, круг лучистой Фебы,

Звездами окруженной, и красу

Блестящего, великого эфира!

Коль этот мир стареет и готов

Упасть опять в слепой, извечный хаос,

Теперь пришел последний день для мира,

Раздавят небеса в своем паденье

Безбожный род, и снова на земле

Произрастут младые поколенья,

Блаженные, как в первый век Сатурна,

Еще тогда царила Справедливость,

Божественная дева, с нею Верность

Землею кротко правила. Ни войн

Не знали люди, ни трубы гремящей.

Ни грозного оружия, и город

Не окружали стенами. Для всех

Был путь свободен. Благами земли

Все сообща владели, и земля

Сама питала лоном плодородным,

Счастливая, признательных детей.

Суровее второе поколенье,

А третий род искусства изобрел,

Однако оставаясь непорочным.

Затем восстал мятежный род, дерзнувший

Преследовать зверей, из волн морских

Сетями рыб вылавливать, пернатых

Пронзать стрелами легкими, быков

Обременять ярмом и бороздить

Досель сохи не ведавшую землю.

И оскорбилась мать-земля, и глубже

В груди плоды сокрыла. Худший век

Во внутренности матери проник

И вырывал тяжелое железо

И золото; вооружал он руки

Свирепые, и царство, и границы

Установил, воздвигнул города,

Свои жилища защищал, чужие

Атаковал, гоняясь за добычей.

Совсем забытая с земли бежала

Астрея дева, красота небес,

Отринув нравы дикие людей

И оскверненные убийством руки;

И жажда войн росла, и голод злата,

И роскошь, эта ласковая язва,

По всей земле распространилась; силы

Ей время придало и заблужденье.

Копившиеся много лет пороки

Нас наводняют верхом, давит нас

Громадный тяжкий век, когда царит

Злодейство и свирепствует нечестье.

Бесстыдная владычествует похоть,