Испорченные сказания. Том 2. Бремя раздора - Ксен Крас

Очень скоро, когда все будет готово, я покину город и заберу с собой своих братьев и сестер. Тех, что знают цену истиной вере и поддерживают меня. Но даже если бы я остался здесь, в столице слишком много мест, где можно спрятаться. Твой хозяин потратил бы долгие циклы, бросил бы все свои силы, но у него ничего бы не вышло. Он бы не нашел меня, даже спали он город дотла! Регент не сможет остановить то, что должно произойти.

Я вновь отвлекся? Уверен, тебе хочется знать, как все началось. Ты мотаешь головой, но лишь потому, что боишься. Слушай внимательно. Я поведаю, как моя семья присоединилась к Посланникам Первых. Вы зовете нас Культом Первых, а чаще лишь презрительно выплевываете «культисты», но таковыми являетесь для нас вы. Вы, и только вы выполняете странные выдуманные обряды и ходите в Храмы несуществующих Богов. Мы же все знаем историю нашего мира и не слушаем проповеди продажных служителей Храмов.

И я снова ушел не туда, прошу простить меня. Многие годы назад еще мой дед приютил в своем доме группу людей – они искали древние летописи. Книги и старые письма. По всему свету они собирали все, что только возможно было найти про тех, кто создал Ферстленд, тех, кто был еще задолго до наших нынешних правителей. Эта группа была многочисленна, они звали себя Посланниками Первых. Потому что Первые говорили с ними – так они объясняли. Я полагаю, что они были больны или приукрашали ради красивой истории, но они знали, что должны сделать все, что в их силах. Орден Тринадцати изрядно портил им жизнь. Тот самый, который уничтожали, принимая за нас, короли прошлого, и последнего представителя которого сжег Фалин Добрый.

На тот момент большую часть летописей, что эта группа смогла найти, она перевела – наш язык потерпел множество изменений за все это время, некоторые слова перестали употреблять, написание стало иным, а на пергаментах и свитках папируса часть букв поистерлась настолько, что разобрать их было невозможно. И все же та самая группа сделала большую часть работы.

Временный пленник замолчал, он перестал мычать и дергаться в попытках освободиться. Он затих. Пойманный человек слушал, и Ивтад мог гордиться собой. Бастард не хотел долгое время признаваться самому себе, однако на самом деле он был весьма тщеславным и желал, чтобы его труд, его жертву и все, что он делал, запомнили. Он мечтал остаться в памяти не только Первых, что вернутся, но и обычных смертных. И не имело значения, кем его запомнят – спасителем, что помог миру подняться с колен, избавился от лордов, что уничтожали все хорошее и лишь жили в свое удовольствие, или умалишенным, что действовал вопреки здравому смыслу и положил свою жизнь и жизнь своей семьи ради цели, к которой так долго шел. Да, он бы хотел прослыть героем, но вполне принял бы и вторую славу. Куда важнее, что, если по какой-то причине все сорвется или окажется, что Посланники скопили мало сил, память об Ивтаде, незаконнорожденном сыне лорда Голдрэта, будет жить века, и он станет примером для подражания. Посланники смогут обрести нового лидера и, почитая память о своем главаре-бастарде, не станут сдаваться.

– Мой дед позволил спрятать ценные письмена у себя – группа должна была вернуться за ними позднее, сначала им требовалось добыть что-то еще – дед не знал, что именно. Посланники ушли. Но они не вернулись ни через год, ни через пять, ни даже через десяток лет.

Лорд Голдрэт поверил в дело Посланников и принимал их стремления – он изучил все, что они оставили, и вместе со своей женой смог подправить несколько переводов.

Мой отец, когда его посвятили, также поддерживал эти взгляды, однако никогда не считал себя героем. Он не желал рисковать жизнью, боялся идти сначала против Фалина, а после и против Гийера, а теперь, когда на троне сидит лишь мальчик, ему уже поздно что-то менять. Да и, как бы мне ни было грустно от этих слов, он уж и самостоятельно подняться по лестницам не в силах.

Но я проникся идеями моего деда и провел много времени за изучением всех тех знаний, что достались мне по наследству. Я смог понять куда больше, чем открылось моему предку. Я понял, зачем нам оставили знаки, и понял, что требуется делать. Быть может, дед считал это интересной версией или думал, что все написанное – лишь легенды, а быть может, пока он разобрался и хотел начать действовать, успел ослабеть и состариться.

Существует много предположений, почему Первые ушли – устали, решили дать людям проявить себя, из любопытства или их изгнали. Однако они не ушли навсегда. Первые оставили нам возможность вернуть их, призвать обратно. Пожалуй, именно на такой случай, что ныне у нас. Ты не понимаешь, о чем я говорю? Я поясню.

Посмотри вокруг. Что ты видишь? Ты видишь эти покосившиеся дома? Видишь эти дырявые крыши? А если пройдем по Кварталу Умельцев дальше, как много ты сможешь найти тех, кто вынужден видеть смерти своих детей лишь потому, что еды не хватает на всех? Ты знаешь, что такое делать выбор, когда у тебя есть четверо детей, но лишь двоих ты можешь прокормить? А как себя чувствуют люди, что, пройдясь по улице, в грязи, навозе, среди мусора и камней находят брошенных и никому не нужных детей? И они б с радостью помогли, да у них самих дома по тройке голодных ртов, что и выжить-то все, скорее всего, не смогут. Куда им еще один? И они проходят мимо одного, мимо второго, и это оставляет след в их душе и в душах их детей, которые после вырастают в жестоких и бесчеловечных взрослых, точно так же способных бросить своего отпрыска, младенца, беспомощного и голодного, посреди улицы!.. Разумеется, нет, ты не можешь знать, тебе с семьей повезло. В некоторой мере. Я знаю, это всем известно, что и вся твоя родня, и ты можешь брать все продукты, что нужны тебе, а твое жалованье, пожалуй, слишком высоко. Да, твоя работа не легка, но когда ты ешь и одеваешься без оплаты, то получать еще и такое количество благ, монет и забирать что приглянется – слишком. Полагаю, как живут крестьяне или прачки, например, ты и знать не знаешь!

Этот монолог выматывал – Ивтад вываливал все, выворачивал душу, а его собеседник, что только мычал, так как его рот был занят тряпками и веревками, продолжал смотреть на него как на больного. Бастард не ощущал от связанного мужчины ненависти и даже ярости, но легче от этого не становилось. Незаконнорожденный Голдрэт уж надеялся, что сумеет пробудить хорошие чувства или добьется хотя бы страха, но нет. Жаль.

Главное, чтобы все, что он задумал, сработало. И, разумеется, память. Да, память. Без нее никак.

– Но оставим бедность – ее невозможно искоренить полностью, ведь есть и те, кто даже не пытается выбраться из нищеты. О да, я понимаю, что всегда есть люди, что ничего не делают – они не желают трудиться и предпочитают лишь жаловаться на свои беды. Если им подарить мешок золотых, что они сделают? Верно – расстроятся, что им дали не два, и не приложат и толики усилий, чтобы приумножить свои богатства. Или пропьют и проедят все, а после вновь сядут у своего дырявого ведра, обветшалого дома и протертых одеяний и начнут вздыхать по новой.

Мы можем поговорить о Цитадели Мудрости, в которой есть правящая верхушка. Те, кто понукает и не желает делать ничего. Им не интересно ничто, кроме бесконечных споров и дележки золота, на которое содержатся ученые мужи. Ты знаешь, что лекари могут забрать девушек из поселений просто так? Они угрожают, что не станут лечить людей, и отцы, мужья и братья вынуждены это терпеть. Ты знаешь, что крестьян принуждают не только к уборке в Цитадели, а ученики, те, что пришли из простого народа, должны пройти множество испытаний и унижений, прежде чем им разрешат прикоснуться к знаниям?