Несравненное право - Вера Камша

На столе стояло вино, в шандалах горели свечи, за окнами буйствовала летняя ночь, полная звезд и ласкового ропота волн, но людям, собравшимся в Башне Альбатроса, было не до щедрот, изливаемых на землю Звездным Медведем.

— Так вот как оно все было, — Эрик склонил седую голову, — что ж, вечная им всем память… Но как можно было позволить предателю разгуливать на свободе?!

— Кто же знал, что Койла — предатель, — вздохнул Добори, — провел он нас, как детей, это так. Годой понимал, что все держится на маршале Ландее, и принял меры. Но чего уж теперь шпагой махать… Нужно думать, что делать дальше.

— А чего думать? — Мальвани взял со стола кубок, но пить не стал, так и держал в руке. — Выход у нас один — выстоять! Того, что здесь было сказано, достаточно, чтобы забыть и думать о переговорах. Если б речь шла просто о войне, я бы был почти спокоен — Гверганду никакая армия не возьмет, ее просто невозможно взять.

— Чего ж вы тогда ее от нас стерегли? — беззлобно поддразнил арцийца Рене. — Раз она такая неприступная.

— Да мы вас и не опасались, — махнул рукой Мальвани, — просто нужно было где-то копить силы. Мы семь лет кряду готовились голову Бернару открутить, да слишком долго копались. Вот и дождались! Хотя с вами, монсигнор Аррой, считаться тоже приходилось, от Счастливчика всегда можно ждать такого, что никому и в голову не придет. Да и флот ваш… Захоти вы не мытьем, так катаньем захватить Гверганду, Проклятый знает, чем бы дело кончилось.

— Проклятый? — непонятно чему улыбнулся Рене. — Проклятый точно все знает. И в чем дело и что делать… Я бы от его помощи не отказался, самый подходящий бы противник Годою был. Но приходится рассчитывать на себя.

— Давайте говорить по кругу, — рассудительно предложил молчавший досель Максимилиан. — Друг с другом не спорить и сказанное не обсуждать, пока не выскажутся все.

— Разумно, — согласился Сезар и наконец выпил свое вино. Остальные в знак согласия кто кивнул, кто промычал нечто одобрительное.

Мальвани отодвинул пустой кубок:

— Я буду говорить о том, что понимаю. Нас и тех, кто к нам примкнул, около сорока тысяч. Сейчас люди готовы драться, но если их не занять чем-нибудь и не ободрить хоть маленькой, но победой, начнут уходить. Вешать дезертиров не хочу, это сыграет на руку Годою. Как бы то ни было, к осени мы должны превратить побережье Адены и Гверганду в непреодолимый рубеж. Это не столь уж и трудно. Нападения с моря опасаться не приходится, хотя на всякий случай берег патрулировать придется. Время у нас есть. Как раз достаточно для проведения работ. Пусть Годой увязнет всеми четырьмя лапами под Гвергандой, а лучше всего, если останется здесь зимовать. Для армии нет ничего хуже, чем вести зимнюю осаду. Боюсь, он это тоже понимает и, если ему не удастся взять город с маху, уйдет на зимние квартиры не позже конца месяца Зеркала.

— Командор прав, — подхватил Добори, — от себя бы я добавил, что нужно что-то сделать с городом. Гверганда — порт. А в порту вечно болтаются самые разные люди. От Годоя можно ожидать любых сюрпризов, а я не хочу, чтоб в один прекрасный день взлетели на воздух пороховые погреба или была отравлена питьевая вода. С другой стороны, с купеческими старшинами тоже ссориться не резон. Нельзя, чтобы город ЗАХОТЕЛ перейти под руку узурпатора…

— А это уже наше дело, — просто сказал Феликс. — Я надеюсь, слово Архипастыря и то, что я временно перенесу Святой престол в Гверганду, сделает большинство горожан нашими сторонниками. Я предложу всем, кто не хочет сражаться против посланца Антипода, покинуть город, остальные же будут объявлены участниками Священного похода, а они могут сложить оружие лишь по воле Архипастыря.

— Вы правильно рассудили, Ваше Святейшество, — медленно и значительно проговорил Максимилиан, — но, памятуя о случившемся на Лагском поле, мы должны особо беречь вашу жизнь. Убийство маршала Ландея обернулось военной катастрофой, убийство Архипастыря будет означать окончательное поражение, так как конклав может избрать и наверняка изберет самого пронырливого конформиста из всех возможных.

— Да, мы должны беречь вождей, я никогда не считался с тем, что говорит Церковь, но сейчас нам без нее не обойтись, — Эрик по своему обыкновению говорил то, что думал, невзирая на лица, — сейчас не время спорить о Творце, а надо дело делать. Его Святейшество нам поможет — очень хорошо. Мы будем держать Гверганду, и мы ее удержим. А что будет делать Годой? Да хозяйничать в Арции!

Нельзя долго сидеть в обороне, нужно нападать самим, нужно вынудить Годоя показать свои рога. Пусть его ненавидят и боятся. На десять трусов всегда находится один мужчина, и он поднимает оружие. Нельзя, чтобы Арция поверила узурпатору, нельзя, чтобы мы выглядели смешно и глупо! Свергни Годой Эллари, империя вскинулась бы на дыбы, а плакать по Базилеку не будет никто! А Годой умен, он и Эланд-то попытался прибрать к рукам втихую, с расшаркиваниями да соболезнованиями. Сыграл, мерзавец, на всем — на твоем исчезновении, Рене, на магии своей паршивой, на том, что Рикаред такая, простите меня, Великие Братья, и вы, господа клирики, мокрица! И в Арции он так же извиваться будет…

— Будет, — подтвердил Гардани, — тарскиец свил себе гнездо в Гелани, но там его точно ненавидят и боятся. Таянцам не нужно объяснять, что это за тварь! — «Серебряный» скрипнул зубами. — Он запугал людей до полусмерти, но страх еще не успел врасти им в кожу. Таяна может и должна восстать. А если он будет отрезан от Тарски и своих гоблинов и заперт в Арции между Эландом и Атэвом, ему придется крутиться, как ужу на сковородке… В Эланде меня еще помнят, а кое-кто и любит. То, что я воскрес, воспримут как знак судьбы. Если мы с «Серебряными» тайно вернемся в Гелань через Чернолесье и мои родовые земли, то соберем неплохую силу. Думаю, запалить восстание в Гелани мне по плечу, а там поднимутся Роггская долина и таянская Фронтера…

— Разумно, — не выдержал Мальвани. — И если граф Гардани берется исполнить задуманное.

— Нет, — слово Рене возымело эффект неожиданного выстрела из пистоля, а герцог слегка улыбнулся и повторил: — Нет, Шани, никуда я тебя не отпущу!

Мшистых лун неживая равнина

И ушедшей под землю крови.

Равнина крови старинной.

Свет вчерашний и свет грядущий,

Тонких трав неживое небо,

Свет и мрак над песком встающий.

Ф.Гарсиа Лорка

2229 год от В.И.

6-й день месяца Лебедя.

Старая граница. Чернолесье

Лесная тропа не предназначалась для конных прогулок, ехать по ней можно было лишь по двое, причем всадники то и дело соприкасались стременами. Однако даже плохая дорога лучше никакой — болотистые мелколиственные леса Внутреннего Эланда и Окраинной Таяны с густым подлеском, завалами из бурелома, оврагами и промоинами были местом скучным и гиблым. Люди здесь все больше жались либо к озерам и речкам, либо к Идаконскому тракту, что вел от Гелани до переправы и от переправы дальше в Эланд. Другой большой дороги здесь не было, чему Рене был несказанно рад. Не было тут и пограничных застав, да и зачем они были нужны, когда Эланд и Таяна несколько веков составляли чуть ли ни единое целое, а богатством здешние края похвастать не могли. Те, кто подавался из Арции в Таяну, предпочитали селиться южнее, где и земля была получше, и зима покороче, а в чащах да болотах северо-запада раздольно чувствовали себя только травники да охотники за мелким, но ценным зверем навроде черной белки, которую весьма уважали арцийские модники.