Предательство Борна - Роберт Ладлэм

Анна Хельд!

«О господи!» – подумал Борн. Правая рука Старика. Этого не может быть. Однако только это объяснение позволяло увидеть смысл в событиях последнего времени. Фади мог только мечтать о таком помощнике в самом сердце ЦРУ.

Пальцы Борна забегали по клавишам сотового телефона. Ему нужно предупредить Сорайю до того, как та сядет на самолет. Однако после первого же гудка включилась речевая почта, из чего следовало, что ее телефон уже отключен. Сорайя на борту самолета, летит в Вашингтон, навстречу катастрофе.

Борн оставил сообщение, предупредив, что предателем является Анна Хельд.

– Заходи, Мартин. – Директор ЦРУ махнул рукой Кариму аль-Джамилю, остановившемуся на пороге его святая святых, личного кабинета. – Рад, что Анна тебя перехватила.

Карим прошел через просторный кабинет к креслу напротив необъятного письменного стола Старика. Этот путь напомнил ему испытание, которому, согласно бедуинским традициям, подвергают предателя: его заставляют пройти между двумя рядами воинов, забрасывающих его камнями. Если ему удается самостоятельно добраться до конца, его ждет легкая, милосердная смерть. В противном же случае его бросают в пустыне на корм стервятникам.

В кабинет проникали звуки. Во всей штаб-квартире царила атмосфера торжества и скорби – это явилось следствием сообщения о том, что на юге Йемена был уничтожен ядерный центр «Дуджи», при этом не обошлось без жертв. Директор ЦРУ поддерживал связь с коммандером Дорфом. В живых остались только те бойцы «Скорпиона» и морские пехотинцы, кто находился на борту четвертого вертолета. Погибших было много: три сбитых «Чинука» с десантом морских пехотинцев и спецназа ЦРУ. Как оказалось, центр прикрывали с воздуха два «МиГа» советского производства, вооруженные ракетами «Сайдуиндер». После уничтожения цели вертолет Дорфа расправился с обоими.

Карим сел. Когда ему приходилось сидеть в кресле, нервы его были всегда натянуты до предела.

– Сэр, я понимаю, что нам пришлось дорого заплатить, и все же в свете успеха операции против «Дуджи» у вас чересчур мрачное настроение.

– Мартин, я уже оплакал погибших, – проворчал Старик, словно превозмогая боль. – И дело вовсе не в том, что я не испытываю облегчения – а также злорадства после того, как меня хорошенько поджарили в бункере Белого дома. – Его густые брови сошлись вместе. – Но, между нами, тут что-то не так.

Карим ощутил, что у него по спине пробежала неприятная дрожь. Он непроизвольно передвинулся на край кресла.

– Я вас не понимаю, сэр. Дорф подтвердил, что центр получил четыре прямых попадания, все с разных углов. Нет никаких сомнений, что он был полностью уничтожен, как и два неприятельских истребителя, прикрывавших его.

– Верно, – кивнул директор. – И все же…

Мысли Карима лихорадочно носились, исследуя возможности. Старик славится своим чутьем. Ему удалось удержаться так долго на этом месте исключительно благодаря тонкому чутью политика. Карим понял, что было бы неразумно пытаться просто успокоить директора.

– Не могли бы вы выразиться более определенно?..

Старик покачал головой:

– Мне самому хотелось бы этого.

– Сэр, наши разведданные оказались абсолютно достоверными.

Откинувшись назад, директор почесал подбородок.

– Меня гложет вот что. Почему «МиГи» пустили свои ракеты уже после того, как центр был уничтожен?

– Вероятно, они слишком поздно обнаружили цели. – Карим ступил на зыбкую почву, и он это прекрасно понимал. – Вы же сами слышали, что говорил Дорф: там был радиолокационный туман.

– Туман лежал на земле. А «МиГи» зашли сверху, РТ не должен был им мешать. Почему они сознательно дожидались уничтожения центра?

Карим постарался не обращать внимания на звон в ушах.

– Сэр, но это же совершенно бессмысленно.

– Все сразу же встает на свои места, если центр был муляжом, – сказал Старик.

Карим не мог допустить, чтобы у Старика или у кого бы то ни было в ЦРУ возникали подобные подозрения.

– Возможно, вы правы, сэр. Я об этом не думал. – Он встал. – Я немедленно займусь этим вопросом.

Проницательные глаза Старика сверлили его из-под косматых бровей.

– Сядь, Мартин.

В кабинете повисла тишина. Даже звуки торжества затихли; личный состав ЦРУ вернулся к своей напряженной работе.

– А что, если «Дуджа» хотела убедить нас в том, что мы уничтожили ее ядерный центр?

Разумеется, именно это и произошло на самом деле. Карим изо всех сил старался унять сердцебиение.

– Знаю, я сам сказал министру обороны Хэллидею о том, что Тим Хитнер был предателем, – упрямо продолжал Старик. – Однако из этого не следует, что я в это верю. Если моя догадка относительно подброшенной нам дезинформации окажется верной, вот другая версия: или Хитнера подставил настоящий предатель, или он был не единственным гнилым сучком на нашем дереве.

– Тут сплошные вопросы, сэр.

– Так устрани же их, Мартин. Пусть это станет твоей приоритетной задачей. Используй все имеющиеся средства.

Положив руки на стол, Старик встал. Его лицо было бледно-серым.

– Проклятие, Мартин, если террористы направили нас по ложному пути, это означает, что мы их не остановили. Наоборот, они близки к тому, чтобы нанести удар.

Мута ибн Азиз прибыл в Стамбул около полудня и сразу же направился к Незыму Хатуну. Хатуну принадлежала «Мираж-хаммам», турецкая баня, расположенная в районе Султанахмет. Она находилась в старом большом здании в переулке всего в пяти кварталах от Святой Софии, огромного храма, воздвигнутого императором Юстинианом в 532 году нашей эры. Поэтому баня никогда не испытывала недостатка в посетителях, а цены в ней были выше, чем в других районах города, не пользующихся вниманием туристов. Баня здесь была уже много лет – если точнее, она появилась задолго до рождения Незыма Хатуна.

Хатун гордился тем, что подкупил нужных людей и «Мираж-хаммам» была упомянута во всех путеводителях по Стамбулу. Баня приносила неплохой доход, особенно по турецким меркам. Однако мультимиллионером Хатуна сделала работа на Фади.

Хатун, человек ненасытного аппетита, обладал огромным круглым животом и свирепым лицом стервятника. Заглянувшему в его черные глаза становилось понятно, что душа его отравлена ядом, – и Фади этот яд разглядел и всячески лелеял и любовно подпитывал. У Хатуна было множество жен, но они все или умерли, или были сосланы в деревню. Его двенадцать детей, которых он любил и которым доверял, напротив, жили в Стамбуле. Именно они с удовольствием занимались всем, что было связано с баней. Хатун, чье сердце напоминало стиснутый кулак, был этому только рад. Как и Фади.

– Мерхаба, хабиби! – приветствовал Муту ибн Азиза Хатун, когда тот переступил порог его заведения. Расцеловав гостя в обе щеки, он провел его через украшенные мозаикой залы бани в личные покои. Там, посреди маленького внутреннего дворика, росла финиковая пальма, излюбленное детище Хатуна. Он лично привез ее из караван-сарая в Сахаре, хотя тогда пальма была еще крошечным ростком размером чуть больше пальца. Этому дереву Хатун уделял больше внимания, чем какой-либо из своих жен.