Фарамунд - Юрий Никитин

С облегчением вздыхал один Редьярд. Он не скрывал своейлюбви к Риму, римским порядкам и обычаям, и всякий натиск на римское был длянего как нож в сердце.

Правда, следующие гости с юга приносили вести, что это неФарамунда разбили, а Фарамунд разбил огромные армии, не его убили, а он сразилв поединке сильнейшего богатыря из войска противников, и теперь грабиточередной город, вывозит золотые кубки и прочие золотые изделия, переплавляет искладывает в золотых слитках, чтобы с обозом отправить в Римбург.

Потом пришло сообщение, что Фарамунд на зиму, скорее всего,останется в тех краях, которые завоевал. Брунгильда почувствовала, что сердцена какое-то время перестало биться, а дыхание остановилось. Значит, она большене увидит этого надменного конунга? И она отныне... свободна?

После этого сообщения прошло несколько дней. Тревор ходилзадумчивый, наконец пришел в ее покои, пожаловался:

— Я знаю, тебе бы его больше не видеть... Да и мне,если честно, без него спокойнее. Весь Римбург считает меня уже хозяином, всеслушаются как самого Фарамунда. Но все-таки неловко...

— В чем?

— Понимаешь, за эту зиму на наших... и соседних земляхподросло еще несколько тысяч горячих голов! Руки чешутся, мечи у всех, то идело выдергивают из ножен. Как бы не пошли сбиваться в шайки да грабить... Япообещал замолвить за них слово, когда конунг прибудет на зимовку. Да и нетолько они... С севера подперло племя вислян, это из готов, из какой толькодыры они так и вылезают целыми толпами?.. Тоже просятся к Фарамунду. Еще бы!Все хотят служить самому удачливому, а Фарамунд добычу вывозит обозами...

Она спросила, затаив дыхание:

— И что же ты хочешь?

Он бросил на нее взгляд исподлобья:

— Да пришел посоветоваться.

— О чем, дядя? Я в воинских делах не оченьразбираюсь...

Ее голосок был сладкий, невинный. Тревор засопел, стул подним угрожающе поскрипывал, а огромные руки на столешнице беспокойно двигались.

— Девочка моя, — сказал он, наконец, снеловкостью. — Ты знаешь, как я тебя люблю!.. У меня никого нет на светебольше. Если ты не хочешь больше видеть своего супруга, я не стану егоуговаривать прибыть на зимовку.

— Дядя, я-то при чем?

— Ну, я же помню наш разговор...

— Дядя, — сказала она с твердостью. — При чемтут я? Надо делать то, что нужно. Забудь о моей неприязни к этому человеку. Онвел себя... разумно. Ко мне не прикоснулся. Да, теперь об этом можно сказать. Кнему на ложе я отсылала служанку. Да-да, Клотильду!.. Он проглотил это... есличестно, это оскорбление. Что значит, достаточно разумен, и не станет рисковатьсвоими политическими выгодами от нашего брака. Так что я не думаю, что он какзверь набросится на меня, когда слезет с коня. Он вполне довольствуется ласкамимоей служанки!.. Зато его появление здесь поможет пополнить его войско. Как быумело он ни воевал, но потери наверняка немалые...

Он слушал ее, хмурясь, глаза то опускал в столешницу, когдаона призналась, что послала на свое ложе служанку, то внимательно всматривалсяв ее лицо, и тогда Брунгильда делала свой голос спокойнее, недостойно такгорячиться и выплевывать слова, словно из печи выстреливаются горящие угольки.

Наконец старый воин задвигался, стул жалобно завизжал, аголос Тревора прозвучал невесело:

— Прости, я не знал... Хотя, прости, я не думаю, чтотебе надо было...

— Что?

— Ну, посылать вместо себя Клотильду. Это, в самомделе, для него оскорбление!

Она сказала горячо, скрывая смущение:

— Он его проглотил!

— Это говорит о его благородстве, а не о твоем...твоем... эх, ладно, уже ничего не поделаешь. Тогда я посылаю к нему гонца!Весной он сможет вернуться к войску с хорошим пополнением из родных краев.

С того дня Брунгильда жила в странном мире, когда времясловно бы застыло, а она сама чувствовала себя красивой бабочкой, попавшей всладкую пахучую смолу на молодом дереве.

День тянулся нескончаемо медленно, вечер никак не приходил,а когда наступала ночь, Брунгильда несколько раз просыпалась в темноте и сострахом думала, не наступила ли обещанная древними богами, а ныне демонами, тасамая вечная ночь, что продлится до рождения нового мира?

Сегодня она позволила служанкам расчесать ее волшебныезолотые волосы, сама выбрала ленту, долго рассматривала в зеркале свое безукоризненноелицо.

— Идите прясть, — велела она, наконец. — Водув ванне нагреете на ночь.

Снова то и дело подходила к окну, наконец, рассердившись,пошла по огромному дворцу, суровая и властная, как и подобает хозяйке города,супруге могучего конунга, перед которым трепещут властелины окрестных земель...

Когда шла по галерее, впереди послышался веселый девичийсмех. Брунгильда остановилась, показалось, что прозвучало ее имя. Тихохонько,презирая себя за недостойное поведение, приблизилась к перилам.

Внизу служанки пряли шерсть, весело перехихикивались,сплетничали, а в самом центре была, как теперь повелось, Клотильда. Веретеномерно жужжало, но Брунгильда услышала веселый голосок служанки:

— И не приставайте!.. Все равно ничего не расскажу!..Нет-нет, никаких подробностей... Мой господин разгневается за такое. Односкажу: на ложе он так же великолепен и силен, как на поле брани. Когда егосильные руки хватают меня и бросают на ложе, я умирают от счастья раньше, чемон возьмет меня!

Служанки взвизгивали, их глазенки блестели, а на щекахразливался румянец. Брунгильда слушала с гневом, сердце начало колотиться, адыхание пошло из груди частое, обжигающее. Эта мелкая служаночка позволяет себесмаковать подробности, хотя только что заявила, что господин такого непозволит... Она смеет рассказывать, какие у него руки, какие губы, какоесильное и горячее тело!

Ее тряхнуло так сильно, что опомнилась, огляделась дикимиглазами, до боли прикусила губу. Что с нею? Разве не она послала служанку наего ложе? Уж не приревновала ли служанку к этому разбойнику, что поднялся изпростолюдинов, но так им и остался?

С этого случая дни потянулись еще мучительнее. Ночами онапросыпалась, ворочалась, вставала и смотрела в окно, но рассвет все ненаступал.

По галерее старалась не ходить, вдруг кто увидит, решат, чтоподслушивает нарочно, это же урон чести благородной женщины!

И все же однажды поймала себя на том, что вместо привычногодля благородной дочери патриция занятия с лютней, она пошла по веранде, обошлапо длинной дуге, пока не остановилась над нижним залом, где служанки прялишерсть.

Клотильда все так же в серединке, ей теперь все уступаютлучшее место, и вообще все к ней относятся, как... Брунгильда запнулась,подыскивая подходящее слово, долго искала, затем холодок прокатился по спине,когда поняла, что сама не решается сказать правду. Да, уже все слуги в крепостиначинают относиться к Клотильде вовсе не как к простой служанке. Да, служанкулюбой мужчина может затащить в постель или даже использовать в любом сарае,конюшне или просто укромном углу. И если даже так поступает конунг, это неменяет к ним отношения, как к простым служанкам.