Чужое сердце - Сандра Браун

Миссис Рейес Данн была подавлена. Плача, она призналась им, что солгала насчет газетных вырезок. Она их видела.

– Я собралась постирать его белье и нашла их в его чемодане, – сказала она. – Тогда я еще удивилась, откуда они у него. Ведь это были не техасские газеты. Но спросить у него так и не решилась. Чем меньше говорится о пересадке органов, тем лучше.

Видите ли, некоторые члены нашей семьи были потрясены тем, что он отдал сердце Джуди на трансплантацию, тем более после того, как он сам убил ее. Некоторые считали, что она виновата сама. Типичный мексиканский мачизм. Да вы и сами знаете.

Кэт и Алекс кивнули, мол, разумеется.

– Муж застукал жену с любовником. Так что убийство еще можно понять. Но изъятие органов! То, что ее тело предали земле без сердца, – это нарушение всех религиозных и культурных традиций.

Миссис Данн говорила дальше, с каждой минутой расстраиваясь все больше.

– Если бы я что-то сказала Полу, когда нашла эти вырезки, вам бы не пришлось пройти через то, через что вы прошли, – сказала она Кэт. – Пойми я чуть раньше степень его безумия, и те люди были бы живы. Я знаю, что довело его до убийства жены. Но мне с трудом верится, что мой брат способен убить постороннего человека.

– Он заново убивал Джуди, а не тех людей, – напомнил ей Алекс.

– Понимаю. И все равно у меня в голове не укладывается, как он мог быть на такое способен.

Кэт и Алекс безуспешно попытались утешить ее. Миссис Данн понимала, что ее брат до конца своих дней обречен оставаться в клинике для душевнобольных. Ему никогда не оправиться после неверности любимой жены. Его дочери вырастут без обоих родителей и всегда будут нести на себе несмываемое пятно отцовского преступления.

Кэт знала, что это такое. Она всем сердцем сострадала бедным девочкам, хотя ни разу не видела их в глаза.

Они с Алексом сели ужинать. В этот вечер они решили побаловать себя стейками, печеной картошкой и пекановым пирогом. Последний Кэт сама выбрала в кондитерской супермаркета.

Насытившись, Алекс оттолкнул пустую тарелку, откинулся на спинку стула и вытянул ноги.

– Знаешь, что меня в тебе больше всего поражает?

– То, сколько еды я могу съесть за один присест? – пошутила она и похлопала свой сытый живот.

– И это тоже, – согласился он с улыбкой. – Для такой худышки, как ты, аппетит у тебя и впрямь молодецкий.

– Спасибо, сэр, – протянула она, имитируя южный акцент, – не помню, чтобы кто-то отпускал мне столь лестный комплимент.

Алекс дождался, когда она отсмеется, после чего продолжил уже серьезно.

– Вообще-то я хотел сказать, что восхищен твоим мужеством. Сегодня ты не дрогнула даже тогда, когда Рейес подскочил к тебе. Ведь это не для слабонервных. – Алекс покачал головой. – Другая на твоем месте от страха потеряла бы голову. Я ни разу не встречал женщину – да что там, мужчин не встречал! – столь же храбрых, что и ты. Я говорю это совершенно серьезно, Кэт.

Она рассеянно поковыряла вилкой остатки пирога.

– Никакая я не храбрая, Алекс.

– Смею не согласиться с тобой.

Кэт положила вилку и посмотрела ему в глаза.

– Я не храбрая. На самом деле я жуткая трусиха. Будь я храброй, мои родители не умерли бы.

– Откуда ты знаешь? – спросил он, в упор посмотрев на нее.

Она никому не рассказывала о том, что произошло на самом деле в тот день, когда медсестра привезла ее домой из школы раньше обычного. Ни работникам службы опеки, ни психологам, которые долго ломали головы, пытаясь понять, как повлияло на маленькую Кэтрин Делани то, что ей довелось пережить. Ни приемным семьям, ни Дину. Никому.

И вот теперь она почувствовала, что ей пора сбросить с плеч эту ношу, рассказав Алексу все, как было.

– Все произошло не совсем так, как я тебе тогда рассказала, – негромко произнесла она. – Медсестра привезла меня домой из школы рано. Было странно увидеть перед домом отцовскую машину. Обычно в это время дня он бывал на работе. Он почти не отдыхал, даже по выходным. Чтобы оплатить мои медицинские счета, ему приходилось работать сверхурочно. Но, даже несмотря на это, он был вынужден влезть в долги, и кредиторы уже подняли вой.

Тогда я не понимала всех этих слов, типа вторая закладная, залог, обременения. Их тогда не было в моем лексиконе. Зато я часто слышала их из уст родителей, когда они вполголоса переговаривались между собой.

Она умолкла, аккуратно сложила салфетку и положила ее рядом с тарелкой.

– В тот день, едва я ступила в кухню, как тотчас поняла: что-то не так. Дом был какой-то другой. Не такой, как прежде… или потом. Я зябко поежилась. Нет, не потому, что мне было холодно. Наверно, это было предчувствие.

Что бы это ни было, мне стало страшно. Я боялась пройти по коридору к спальне родителей.

Но я заставила себя это сделать. Дверь была приоткрыта. Оставалась узкая щелка. Я заглянула внутрь. Нет, они не были мертвы, как я потом говорила всем. Как сказала тебе. Моя мать лежала в постели, откинувшись на подушки. Она плакала.

Отец стоял рядом с кроватью и что-то тихо ей говорил. Лишь позднее я поняла: он объяснял ей, почему самоубийство было для них единственным выходом.

Тогда же решила, что он задумал убить меня. Я расслышала слова вроде «Это единственный выход. Так для Кэти будет даже лучше». Он единственный, кто называл меня Кэти, – добавила она с печальной улыбкой.

– Я знала, что стою им больших денег. Но даже если не брать в расчет финансовую сторону, из-за меня их жизнь превратилась в ад. Когда другие матери суетились, думая, как им понаряднее одеть своих дочерей, моя мать изобретала способы, чем замаскировать мою лысую после химиотерапии голову. Моя болезнь сказалась на ней даже больше, чем на мне. Я быстро пошла на поправку. Чего не скажешь о моей матери.

Когда отец заговорил о быстром решении всех проблем, я подумала, что они решили убить меня, чтобы избавиться от горя и лишних расходов. Повторяю, это был ход мыслей восьмилетнего ребенка. Услышанного было достаточно, чтобы меня охватила паника. Я крадучись пробралась к себе в комнату и спряталась в шкафу.

Кэт умолкла и прикусила нижнюю губу.

– Просидев какое-то время, сжавшись в комок в темноте, – продолжила она спустя минуту, – я услышала выстрелы. – Лишь тогда я поняла, что ошиблась.

Страшно ошиблась. И тогда я приняла решение не вылезать из шкафа. Пусть лучше я умру от голода и жажды, подумала я. Даже в том возрасте у меня уже была склонность к лицедейству, – добавила Кэт с печальной усмешкой.

Наконец к нам зашла соседка – хотела попросить что-то в долг. Когда ей никто не ответил на ее звонок, она заглянула внутрь и, как и я, тотчас поняла, что в доме что-то не так. Это она обнаружила моих родителей. Я по-прежнему сидела в шкафу ни жива ни мертва. Я не вылезла из него даже тогда, когда приехали «Скорая» и полиция. Кто-то позвонил в школу, и там сказали, что меня давно доставили домой. Тогда меня взялись искать и, в конце концов, нашли. Я испугалась, что меня ждут неприятности, и потому притворилась, будто, придя из школы, застала родителей уже мертвыми. Я не стала никому говорить правду – что я могла предотвратить их самоубийство.