Музыка любви - Анхела Бесерра

— Давно я для тебя не готовила — соскучилась уже, — улыбнулась Аврора.

В шкафу матери Аврора нашла шерстяное платье и одела Клеменсию, после того как вытерла ее, причесала и надушила туалетной водой. Потом усадила ее на кухне и принялась за стряпню. Запах жареного лука вкупе с ароматами майорана, кориандра, тмина и прочих специй привел Клеменсию в чувство. Бифштекс «собребаррига» был ее самым любимым из всех колумбийских блюд.

Не дожидаясь вопросов, она сама завела разговор:

— А почему ты здесь живешь, Аврорита?

— Я развожусь с Мариано.

— Так и знала, что к этому дело идет.

— Откуда?

— Мы, старики, умеем читать в печальных глазах. Ты давно влюблена, причем отнюдь не в своего мужа. С таким же точно лицом твоя мама говорила о Жоане... — Она в умилении смотрела на Аврору. — Кто он?

— Сын Жоана Дольгута, Клеменсия. Поэтому я так приставала к тебе с вопросом, может ли он быть моим братом.

— Соледад говорила, что всегда это подозревала.

— Почему?

— Потому что видела в тебе Жоана. Она часто повторяла, что твоя одержимость фортепиано не иначе как от него.

— Но как же так она не знала точно?

— Твоя мать была подвержена приступам лунатизма. После таких приступов она никогда не помнила, что во время них происходило. В тот день, когда она встретила Жоана... Помнишь, я тебе рассказывала, как они столкнулись в универмаге «Эль Сигло» на улице Пелай? — Аврора кивнула. — Так вот, в тот день, точнее, в ту ночь, она сбежала из дома во сне и, по ее словам, пришла в себя у моря, на волнорезе, куда Жоан часто ходил в детстве. Там она искала его когда-то, еще до замужества.

Аврора погасила огонь под кастрюлькой и подала в одной тарелке бифштекс, в другой — картофель под соусом из лука, сыра и помидоров. Клеменсия продолжала:

— Она рассказывала, что две недели спустя начался токсикоз и врач подтвердил, что она ждет ребенка. С Жауме она к тому времени прожила пять лет, в течение которых никак не могла забеременеть.

— Но разве возможно, чтобы она забыла нечто столь важное для нее?

Клеменсия медленно прожевала первый кусочек.

— Такая уж это болезнь — лунатизм. Я однажды наблюдала ее ночью в трансе, и, клянусь тебе, она готовила, болтала со мной и смеялась, а на следующее утро, когда я ей об этом напомнила, заявила, что я все выдумываю.

— Но они... потом больше не встречались?

— Никогда, Аврорита. Хотя твоя мать много раз ходила и на волнорез, и в тот универмаг.

— Бедная, тяжело же ей пришлось.

— Всю свою любовь она изливала на тебя.

— Поэтому и не жалела сил, чтобы я научилась играть на фортепиано.

— Ты себе не представляешь, как трудно ей было просить у отца деньги на твои уроки. Гонораров за вышивки не хватало, с тобой же занимались лучшие учителя.

Аврора перебила ее, возвращаясь к своему больному вопросу:

— А потом, когда они нашли друг друга, мама тебе не сказала: Жоан ей подтвердил что-нибудь насчет волнореза?

— Если они это и обсуждали, мне ничего не известно. Она полностью сосредоточилась на свадьбе, которая должна была состояться в день ее рождения.

— Но она не объяснила тебе — почему?

— Нет, но похоже было, что она торопится.

Аврора заметила, что тарелка Клеменсии почти опустела, и испугалась, как бы вместе с едой не иссякли воспоминания.

— Еще немножко?

— Раз уж все равно помирать, то лучше от обжорства, чем от склероза. Какого черта! Давай еще кусочек. — Она с энтузиазмом принялась за поданный Авророй бифштекс. — Твоя мама умерла счастливой.

— Я это поняла по ее лицу, Клеменсия. Но зачем умирать, когда они наконец могли жить вместе?

— Не знаю, девочка моя. Соледад рассказывала мне многое, но, боюсь, далеко не все. Или же дело обстоит проще, чем кажется нам, привыкшим всякому факту искать объяснение.

В этот момент снова зазвонил домофон.

— Кто там? — спросила Аврора.

— Заказная почта.

Сердце Авроры Вильямари совершило головокружительный скачок. Это должно быть то, чего она ждет. Крикнув Клеменсии, что сейчас вернется, она бегом бросилась вниз по лестнице.

Дрожащей рукой она расписалась и приняла конверт. На нем стоял логотип лаборатории ANSWER, устанавливающей родство на основании анализа ДНК.

Аврора не смогла открыть письмо сразу — толстая целлофановая упаковка не рвалась. Еще из передней она закричала:

— Клеменсия, можешь не говорить мне, сестра я Андреу или нет! — Она помахала конвертом. — Вот он, ответ.

Она взяла большие ножницы и обрезала целлофан по краю. Дрожа всем телом, она вытащила папку с отчетом и прочла:

Сравнительный анализ ДНК

На основании метода ПЦР, по сопоставлении цепных реакций в двух полученных образцах, подлежащих анализу, лаборатория ANSWER удостоверяет, что между двумя образцами

НИКАКИХ СОВПАДЕНИЙ НЕ ОБНАРУЖЕНО.

Следовательно, с вероятностью 99,99% наличие родственной связи между сторонами исключено.

Аврора расплакалась. Обескураженная Клеменсия попыталась ее утешить:

— Что с тобой, деточка?

— Я плачу от счастья, Клеменсия. Ты не представляешь, как долго я с этим мучилась. Мы с Андреу не брат и сестра! Ты понимаешь, что это для меня значит?

— Ничего не понимаю. Как может какое-то письмо внести ясность в столь серьезный и щекотливый вопрос?

— Не важно, не бери в голову. Послушай, ты же хотела быть посаженой матерью на маминой свадьбе, да? Не согласишься ли быть ею на моей? Попозже, когда время придет.

— Ах! Душенька моя, видела бы тебя сейчас Соледад, как бы она радовалась!

— Она видит нас, Клеменсия. Мама в тебе, во мне, в моем счастье. Без нее я никогда бы не познакомилась с Андреу. Своей смертью она подарила мне жизнь.

Внезапно Аврора осеклась, пристально глядя на старушку:

— А как же это получается, что ты теперь столько всего помнишь?..

Та ответила благодушной улыбкой.

— Ты и твои волшебные руки. Давай, Аврорита. — Она указала на телефон: — Позвони в дом престарелых. Я тебе больше не нужна, да и, признаться, соскучилась я по моим старичкам.

В день отъезда Андреу даже не потрудился попрощаться с женой. Он все организовал через тестя, чтобы с ней не сталкиваться. Мысль о том, что он столько лет был женат на этой гадюке, внушала ему такое отвращение, что один вид Титы сделался ему невыносим.

Высотное здание на авениде Пирсон он покидал без всякого сожаления. За квартиру он бороться не стал — не потому что ему не уступили бы, но потому, что она слишком живо напоминала о том, кем он был раньше. Даже если бы он полностью сменил обстановку, раздражающая помпезность никуда бы не исчезла, к тому же здесь даже стены пропахли «Аллюром», духами Титы, от которых его уже тошнило.