Последний взгляд Марены - Елизавета Дворецкая

Сберегая истощенные силы, она делала маленькие медленные шаги и потому загодя увидела огонек. Золотая искра соколиного перышка летела как раз в ту сторону. Когда Младина приблизилась, это оказалась избушка – но как же она была стара! Крыша провалилась, стены покосились, между полусгнившими бревнами зияли щели. Если бы не красноватый свет изнутри, Младина не решилась бы в нее лезть – того гляди, обрушится на голову.

С трудом согнув больную коленку, Младина влезла в избушку, разогнулась… и обнаружила, что находится в круглой землянке. Крышу поддерживал толстый столб посередине, рядом пылали головни в очаге, обложенном камнями. При их свете было видно, что весь пол засыпан черепками от горшков, мисок, чаш; лишь по некоторым удавалось угадать их прежний облик. На многих виделся знакомый солнечный знак, у иных горло украшали выдавленные изнутри пуговки. Здесь же лежали глиняные фигурки – конь, корова, свинья. Под голыми стенами валялись истлевшие тряпки: как жертвенные рушники, пролежавшие на могиле не один год, заплесневелые и ссохшиеся комками.

– По добру ли дошла, дочи… – полуразборчиво прошептал из угла невнятный голос.

Младина скорее угадала содержание приветствия, чем поняла.

Робко она взглянула туда. Старуха сидела возле очага прямо на земле, съежившись, сама похожая на ком земли, ее неотделимую часть. Младина вдруг поняла, почему говорят «родная земля» – это земля, перемешанная с прахом твоих предков, которые уже стали ее частью, оставаясь частью тебя. Она видела только тощие руки, обхватившие колени и так плотно обтянутые кожей, что напоминали голые кости. Понимая, что ничего хорошего не увидит, Младина старалась не приглядываться, благо в землянке было полутемно.

Старуха медленно подняла голову и втянула ноздрями воздух. Опущенные веки ввалились, будто под ними вовсе нет глаз, тонкий рот был плотно сомкнут. И эта ее попытка по запаху определить, где находится гостья, выглядела такой жуткой, что Младина с трудом сдержала желание шагнуть наружу и бежать отсюда. Лицо старухи выглядело темным и неровным, как и руки.

– Садись… поешь… – проскрипела старуха.

Она переменила положение, расцепила свои костлявые кисти. Под серым подолом мелькнули ее ноги, и тут Младина увидела, что это настоящие медвежьи лапы – покрытые густой бурой шерстью, с черными подошвами и округло-продолговатыми медвежьими пальцами с длинными когтями.

Осторожно ступая по битым горшкам, Младина подошла и села напротив старухи-медведицы: стола в избе не было. Старуха протянула ей какой-то глиняный обломок; прежде чем взять, Младина невольно вгляделась в ее руку, но это была человеческая рука, только очень худая и темная, как словно поросшая волосом.

– Куда держишь путь? – прошептала медведица.

Хотя Младина уже дважды отвечала на этот вопрос, сейчас ответ не сразу пришел ей в голову. Всплывали какие-то нелепые слова: на север… навстречу солнцу… по реке…

– За тридевять земель… – тихо ответила она, ощутив вдруг, какой же долгий путь прошел ее род, какая длинная цепь поколений разделяет ее и эту мать-медведицу. – Ищу я жениха моего, ясна сокола…

Называть его имя было просто ни к чему. Она и не вспомнила бы его. Здесь, на этом дне поколений, имена не имели значения. Как бесчисленное множество дев до нее, она шла на поиски своего сокола, того, кто станет отцом ее детей и поможет протянуть эту цепь дальше. На всем свете он один, так и зачем ему имя? Имена нужны тем, кого много.

Старуха заговорила что-то, но так тихо и неразборчиво, что Младина ничего не поняла. Потом медведица вдруг сунула руку прямо в очаг, разрыла угли и вынула нечто маленькое, ярко сияющее. И Младина увидела иглу – может, бронзовую, а скорее золотую. Старуха протягивала иглу ей, и уже не приходилось спрашивать, откуда она взялась здесь, в этой темноте. Но теперь ее надлежит отнести на небо, туда, откуда это диво явилось и куда должно вернуться.

Младина взяла иглу, и та обожгла ей пальцы. Она торопливо вколола ее в складки платка на шее и мельком заметила, что ее коса, гораздо тоньше и короче обычного, стала совсем белой. И рука, которая держала иглу, потемнела и покрылась морщинами.

Охнув, Младина взялась за щеку. Что если она сама превращается в медведицу и покрывается шерстью? Но нет: под пальцами была дряблая, вялая, но безволосая человеческая кожа. А зубов теперь не хватало и спереди, и по сторонам.

Вдруг сильно подул холодный ветер. Младина встала, хотела поблагодарить хозяйку, но осеклась. Ни старухи-медведицы, ни очага: она стояла в огромной яме, широкой, но неглубокой, по колено. Сквозь слой снега на дне ямы лишь угадывались какие-то обломки.

Не померещилось ли ей это все? Она прикоснулась к платку, но игла оказалась на месте.

Младина огляделась. Снегопад прекратился, на небе сияла полная луна. Все вокруг было засыпано толстым слоем непотревоженного снега. Лунный свет искрился, переливался, словно сама Небесная Пряха изготовила ткань из лунных лучей.

* * *

Перышко реяло поблизости, ждало. Младина сделала шаг и стала с трудом выбираться из ямы. Пару раз она соскальзывала и даже упала; холодный пушистый снег набивался в рукава, чулки сползли. Кожух давил на плечи, точно железный. В глаза бросилась лежащая на груди белая тощая коса, и Младина тяжело вздохнула: это давят непрожитые года. Кто она теперь? Старуха!

Наконец она вылезла из ямы, огляделась, тяжело дыша. По такому глубокому снегу она будет ковылять всю оставшуюся вечность. Да и куда идти: со всех сторон одинаково темно, все земные и неземные пути кончаются у этой ямы. Надо что-то с этим сделать. Младина подняла глаза, посмотрела на луну, ожидая совета. Прямо серебряное блюдце. Вот ведь ловкая старуха – и луну, и солнце в короб упрятала!

Солнце! Глупо пропадать во тьме, когда оно у тебя с собой. Стянув короб с плеч, Младина нашарила в нем веретено, вытащила и подняла над головой.

– Солнышко, ведрышко… – пробормотала она, слыша, каким слабым и глухим стал ее голос. – Выгляни в окошко. Твои детки плачут…

Сияние луны усилилось, и Младина закрыла глаза – было больно смотреть. Даже через опущенные веки она ощутила, что вокруг посветлело. Воздух потеплел, дышать стало полегче. Она еще подождала, а когда открыла глаза, снег почти исчез. Светило солнце, лишь слегка укутанное в туман, а вокруг расстилался мокрый луг, покрытый блеклой травой, на которой лишь кое-где виднелись островки грязноватого снега.

Младина оглянулась: позади лежала мелкая, хотя и широкая яма с небольшим развалом камней в середине. Даже и не скажешь, что здесь когда-то стояло жилье.

Впереди, на дальнем краю луга, клубилась стена тумана. В тумане угадывалось движение. Младина повертела головой, но перышка нигде не увидела. Тогда она пошла вперед, выбирая дорогу полегче. Колено по-прежнему болело, дыхание сбивалось, но все это казалось таким привычным, что почти не огорчало. Она уже знала, что от этого не умирают и так вполне тоже можно жить; просто теперь стоит не ждать от себя многого и расходовать силы бережнее.