Ведьмин рассвет - Екатерина Лесина

помирюсь с тобой, тогда она вернется. Но я не могу с тобой помириться.

- Почему?

- Мы ведь не воюем!

Наверное, нехорошо смеяться над дедом, особенно, когда он Владыка фэйри, древний и мудрый… ладно, не слишком древний, да и с мудростью, подозреваю, есть вопросы.

- Мы не воюем, - подтвердила я. – И скажи, что… я не против встречи.

Бабушкой называть не стану, да и родственной любви огромной не обещаю, но… почему бы и нет.

- Хорошо.

Я киваю.

А он не уходит. Стоит. Смотрит. И выдает.

- Этот упырь мне не нравится.

- Который? – уточняю я.

- Оба. Но тот, что помоложе, особенно. Он наглый. И смотрит на тебя неправильно.

Ага, осталось выяснить, как надо смотреть на меня, чтобы это было правильно.

- Среди моего народа немало есть достойных юношей…

- Я за них рада.

- Которые будут счастливы…

- С кем-нибудь другим, - обрезала я деда. Вот тоже мне, древний и мудрый. Нахмурился, засопел, брови свел грозно. Ну да, не привык, верно, чтобы ему перечили. Но я же не специально.

- Послушай… - говорю спокойно. – Спасибо, что ты пришел на зов… и за остальное тоже. Это ведь ты выделил тот грант, на обучение?

Отвел глаза.

Значит, и вправду он… господдержка, стипендия. Самым способным… только, положа руку на сердце, не была я такой уж способной. Да, старалась, но… выше головы не прыгнешь.

- Моя жизнь – это моя жизнь. И не надо в нее вмешиваться. По-хорошему прошу…

- Тот человек… с которым я говорю, - дед ответил далеко не сразу. – Он говорит, что я пытаюсь контролировать все, даже то, что контролировать нельзя. И это вредит мне самому. Я постараюсь. Я дам слово, но…

Сдержать его будет сложно. И не факт, что получится. Потому что, как ни крути, против натуры не попрешь. А характер у него нарциссичный. И в склонность к контролю я верю.

И все-таки…

- Но мы не воюем? – уточнил дед.

- Нет.

А еще добавила.

- Он не убивал его… мой дед. Тот, другой… отец моей матери. Он не убивал твоего сына. Хотя… все равно виновен в его смерти.

Как виноваты и мои отец с матерью, слишком влюбленные, слишком беспечные, слишком… иные, чтобы жить, как все.

И та старуха, погрязшая в своем безумии.

И…

Сама жизнь?

- Но ты знал, - я понимаю это, глядя в нечеловеческие глаза. – Ты знал с самого начала, поэтому… поэтому и не убил его. Сразу. До того, как появился имперский следователь, как вообще началось дело… не вызвал на поединок, не… и откуп принял. Жизнь того старика… непричастного.

- Он был болен. И болезнь причиняла ему боль, - произнес Брюок. – Смерть дала ему свободу. И она была легкой, поверь…

А дед сохранил лицо.

И нашел повод избежать войны.

- Но почему ты не тронул её? Она же взяла в руки оружие…

- Безумие, - это он сказал очень тихо. – Безумие – гниль души… и тот, кто убьет безумца, измарается этой гнилью…

Он в это верил?

Хотя… и продолжает верить. И потому молчал. Спасая не её, но себя. И тех, кто рискнет нарушить старый закон, а нашлись бы желающие…

- Она не сама стала такой.

- Может быть. Но стала. А еще она убила свое дитя. Разве мог я наказать её сильнее?

Молчим.

Сейчас нам обоим нечего сказать.

- Я… пойду? – Брюок отступил к окну. – Скажу…

- А кем она оборачивается? – спрашиваю запоздало.

- Увидишь, - улыбка у него лукавая, подростковая такая. И сам он окончательно теряет налет мудрости. Как там князь говорил? Повзрослеть?

Чую, у фэйри с этим сложно.

Но и пускай.

Вечером я все-таки оказываюсь дома. В нем чисто и светло, и пахнет едой, которой так много, что впору устраивать пир на весь мир.

Или хотя бы для двоих.

На ковре. И то, что камин находится, не удивляет. И то, что огонь в нем сам собою вспыхивает. А Лют расстилает покрывало. И осторожно опускается. Он кажется еще более худым и изможденным, и с трудом сдерживает стон.

Но…

- Это временно, - Лют все-таки вытягивается на полу с кряхтением. – Кости ломит, как у старика… Цисковская сказала, что за дело, что в моем возрасте надо силу соизмерять.

А он потратил много.

Очень.

И я знаю, что среди нитей, привязавших меня к миру живых, созданная им была самой прочной. И что он оставался там, в палате. И силой делился…

- Я просто испугался, что тебя не станет, - Лют подвинул мне кусок торта.

Шоколадного.

С шоколадной же крошкой и миндальными лепестками.

А на второй тарелке лежал другой, тоже шоколадный, но с белым кремом и, кажется, фруктами.

- Анри приготовил?

- Просил выбрать. Восемь вариантов.

- Зачем столько?

- Сказал, что свадебный торт – это серьезно, и к выбору надо подходить со всей ответственностью.

Смеется?

Нет. Нисколько.

- Какая свадьба…

- Ну… - Лют выставил еще две тарелки. – После всего, что было… ты завлекла меня в мир мертвых, где я боролся, если не со злом, то с чем-то вроде… ты просто обязана выйти за меня замуж.

Я едва ложечку не уронила.

- Шутишь?

- Скажем так… пытаюсь воспользоваться преимуществом. А то с этих рыжих… так и вьются… наглые. И котов женщины любят. Говорят, их гладить приятно. Тут еще и фэйри решили, что тоже… явились… на конкурс… невест искать. Хрен им, а не невесту!

Проворчал он это уже с набитым ртом.

- Что? Я, может, нервничаю… а я, когда нервничаю, ем…

- Мы едва друг друга знаем, - сказала я. – Точнее знаем, но… сколько мы знакомы, если так? Пару недель? У меня вон родня…

- У меня тоже. От некоторой и не знаешь, как избавиться… вон, Мир заявил, что не станет чинить препятствий хорошим парням, если я идиот.

Надо же.

А торт ничего. Вкусный. Нет, не так… обалденно вкусный.

- Но вообще спешить не обязательно…

- А торт?

- Торт надо есть… Анри через неделю еще десять вариантов приготовит. Он у нас перфекционист в вечном поиске. Так что…

Помолвка будет недолгой.

Если решусь.

Иначе до свадьбы меня закормят так, что ни одно свадебное платье не налезет.

- Скажи ему, - я дотянулась