Ричард Длинные Руки - рауграф - Гай Юлий Орловский

Рыцари уже напоили коней, кто-то даже успел потискать девушек. Оттуда доносятся игривые смешки, довольный мужской хохот, звякает конская сбруя, кто-то заново седлает коня и меняет потничек, а я все слушал, мрачнел, со дна души поднималась нехорошая злость.

Проповедник горячо и страстно возвещает о Пророчестве, о Приходе, о Приближении Заветного Часа, о предначертанности нашего бытия, и что у Господа каждый наш шаг записан на тысячи лет вперед, и что ни единый волосок не упадет с головы человека или зверя без воли Господа…

Меня перекосило, словно черта при виде святого креста. Господи, ну откуда берутся все эти многочисленные идиоты, ну почему эти адепты пророчеств – обязательно древних и ужасных – идут косяками, как лемминги на нерест?

Второй вопрос, почему народ слушает с таким восторгом, что слюни текут? Не потому ли, что вера в пророчества освобождает человека от необходимости самому принимать решения, как-то шевелить конечностями, что-то делать, чего-то добиваться?

Как удобно: есть пророчество, ничего сделать против не получится, только сумасшедшие и полные злодеи рискуют выступать супротив пророчества, ибо чему быть, тому не миновать, не стоит и пытаться, глупо учиться, работать и вообще шевелиться, ибо будет то, что начертано, не нам менять Волю Пророчества…

Подъехали Растер и Макс, тихонько звеня удилами, Растер спросил негромко:

– Что-то интересное?

– Горьким лечат, – ответил я, – а сладким калечат… Этого – повесить!..

Отец Богидерий охнул и перекрестился, а Макс кивнул, ничуть не удивившись, даже не моргнув.

– Будет сделано, мой лорд. Как объяснить народу?

– Хула на Господа Нашего, – сказал я властно. – Творец, как подтвердит отец Богидерий, отменил все дикарские законы и пророчества, дав человеку полную свободу мыслей и действий. Ничто не властно над нами, никакие пророчества, никакие проклятия!.. Только от нас зависит, каким будет мир. Так и объясняй.

Макс кивнул:

– Да, сэр Ричард, полностью с вами согласен. Только от вас зависит…

Я прервал:

– От нас, людей!

– Да-да, – согласился он торопливо, – это я пошутил так неловко. Это основа учения Христа. Но, думаю, даже основы придется вбивать долго.

Я сказал с тоской:

– Не представляешь, насколько долго!

Он повел дланью, несколько его людей врезались на конях в толпу. Проповедника схватили, завернули руки за спину и потащили к ближайшему дереву.

Лица крестьян помрачнели, на меня посматривали с угрюмой враждебностью. Насколько удобнее жить с пророчествами, когда от тебя ничего не зависит, все записано в Книге Судеб. Всегда можно сослаться, что дурак не потому, что ленился учиться, а так записано, от него не зависит… И у соседа все хорошо не потому, что работящий, у него такой гороскоп счастливый…

– Ничего, – сказал сэр Растер бодро. – Мы пришли! Значит, все наладим.

– И быстро, – добавил сэр Альвар.

Я вздохнул:

– Люблю вас, оптимисты.

По дороге Арчибальд вдруг спросил:

– А слушали вы его с таким интересом… Все-таки заинтересовало? Что он там видел в будущем?

Я буркнул:

– Я не потому слушал внимательно.

– А почему?

– Чтобы ненароком не повесить Лютера. Или Лойолу.

– Это кто?

– Еретики, – ответил я.

– Еретики?

– Да, – ответил я. – Есть ересь, что тащит человека в болото, а есть – что вытаскивает. Иные еретики сделали для Церкви больше, чем папа римский вместе со всем конклавом кардиналов. Но, сэр Арчибальд, это я так, разоткровенничался, пока отец Богидерий нас не слышит. Считайте, просто болтаем о всякой ерунде. Вам какие бабы нравятся, толстые или худые?

В полдень сделали короткий привал, накормили коней и дали отдохнуть, сэр Макс уверял, что до вечера не успеем, Ульрих и Палант спорили с ним, мы же обоз с собой не тащим, пеших тоже нет, а кони у всех привыкшие к долгим переходам.

Я, пользуясь случаем, выспрашивал отца Богидерия, что он слыхал о металлургии, и поразился, что монах может знать так много. И даже то, что практически все открытия совершались на заре научного мировоззрения монахами, не уменьшило удивления. Одно дело опыты с горохом, что привели скромного монаха к созданию такой науки, как генетика, другое дело – колющее и режущее оружие, их же не позволено брать монахам в руки, они могут защищаться только дубинками, как и нельзя, к примеру, садиться на коня, потому и едет отец Богидерий на резвом муле.

Он рассказывал о способах легирования мечей и вариантах закалки, бледные щечки раскраснелись, глазки заблестели, даже дыхание пошло чаще, вот уж странное увлечение для монаха. Правда, знает и все известные способы добывания руды, что совсем не так романтично, но для меня намного важнее, подробно рассказал про очистку и выплавку железа, там тоже множество путей, от самых дешевых до очень дорогих.

Солнце побагровело и начало устало сползать по багровеющему небосводу, в это время далеко впереди вспыхнули и заискрились крыши высоких башенок.

Усталые кони зачуяли отдых и прибавили скорости. Я на Зайчике невольно вырвался вперед и внимательно рассматривал владения Макса: замок возведен в оригинальной манере: огромный четырехугольник среди зеленой долины, все четыре стены невысокие, всего в три этажа, выглядят одинаково, только одна с двумя высокими башнями, а между ними ворота.

Не замок, поправил я себя, дворец. Это орифламцы или сенмаринцы могут считать замком, но мы, северяне, пришли из страны настоящих крепостей, суровых и неприступных, а этот можно захватить двумя десятками решительных людей.

Все в одном стиле: серый камень стен, серые башни, серые ворота. Дворец, который старается выглядеть суровым и мужественным.

За спиной простучали копыта, Макс резко остановил возле меня коня, тот хрипит и роняет клочья желтой пены.

– Ну и конь у вас, сэр Ричард!

Я кивнул:

– Да-да, конь… Макс, скачи вперед. И сделай для нас вид, что давно там живешь и вот встречаешь неожиданных, но приятных тебе гостей…

Подъехавший Растер прогудел благодушно:

– Трудное задание! Макс великолепен на поле боя, там он лев… а за столом еще щенок…

Макс пришпорил коня, я залюбовался, когда он, как олицетворение чистоты и невинности нашей веры, понесся впереди отряда, в сверкающих доспехах, со знаменем в руках, на котором большой красный крест на белом полотнище, такой же крест на спине и на груди белого сюрко, а также на длинной конской попоне, скрывающей бока, живот и ноги животного до колен.

Макс никогда не забывает, что он – крестоносец, и то, что у нас на порыве, у него в душе и в сердце.