Коготь и цепь - Анастасия Машевская

Виллина не сказала ничего: раздался писк, который так и не успел набрать силу, и следом – хрип захлебнувшейся гортани.

Королеву Гвен сковал леденящий ужас: от его скорости и силы.

Змей оттащил тело к двери в потайной проход и прикрыл гобеленом. Гвен позвала Изотту, та вытерла кровь с пола и провела в комнату архиепископа Ликандра. Священник замер на пороге, потом тихонько затворил дверь и шагнул внутрь.

– Входите, святой отец, – позвала она. – У меня к вам дело.

Не давая ему сесть, Гвен сказала:

– Примите мою исповедь.

– Сейчас? – удивился священник. – Но, моя королева, исповедь…

– Сейчас, Ликандр. Но прежде скажи, все ли мы, мужчины и женщины, равно должны сражаться во славу Господа?

– Да, государыня, – ответил он, немного подумав. – Однако женщине, как носительнице первородного греха, следует проявлять даже большее рвение.

– Тогда вот тебе моя исповедь. – Гвен приблизилась и наклонила голову. – Я приказала убить язычницу, которая отравляла своей сатанинской скверной самый воздух в нашей столице.

Ликандр сопоставлял факты на сонную голову.

– Вы хотите сказать, что вы убили ту жрицу… – сказал он наконец, – как же ее… она еще нянчила маленького принца…

– Линетту? Нет, речь не о ней. Но ее я тоже убила бы.

Таким был замысел изначально. Убить Виллину и обвинить в ее смерти староверов, а именно – ангоратскую жрицу, которая больше других была возмущена решением принцессы перейти в христианство и действовала согласно воле своей выдуманной храмовницы. Тогда ей удалось бы казнить Линетту публично и тем самым показать всему Иландару, за кем из богов истинный свет. Тогда христианский народ отвернулся бы от язычников по всей стране, начались бы гонения, всякие ублюдки вроде Гленна вынуждены были бы бежать. И Нирох перестал бы даже по последнему пустяку советоваться с проклятой сестрой-ведьмой. Может быть, и Берад вернулся бы в лоно святой церкви и сжег свою шлюху.

Но Линетта сбежала незадолго до того, как приехал Змей, разрушив все планы. И как Гвендиор ни тянула время, надеясь, что жрица вернется, та не возвращалась. Зато Змей свирепел не на шутку – он приезжал на день-два, а не на полмесяца. Смирившись с тем, что детали не лягут так гладко, как хотелось бы, Гвен решила довести дело до ума.

– Вы отпустите мне этот грех? – спросила она епископа.

Ликандр вздохнул, как это часто делают священники, и, опять недолго подумав, ответил:

– Грех твой велик, дочь моя, ибо заповедь Божья гласит: не убий. Раскаиваешься ли ты в содеянном тобой?

– Раскаиваюсь, отче. Видит Бог, я сделала слишком много для того, чтобы исправить ситуацию мирными путями. Я не жалела ни времени, ни сил, но все было напрасно.

– Заблудших овец много, дитя мое. Особенно здесь, в рассаднике языческой заразы. Конечно, ты нарушаешь святую заповедь, но твое религиозное рвение оправдывает тебя. Господь в милости Своей прощает, и нам до́лжно прощать. Я вижу, что ты раскаялась, и отпускаю тебе твой грех, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

– Аминь, – вторила королева.

– И назначаю тебе епитимью: ты будешь сидеть на одном хлебе и воде четыре недели и бить себя шелковой плетью дважды в день, утром и вечером. Клянешься ли ты исполнять наказанное тебе свыше?

– Клянусь.

– Клянешься повиноваться воле Всевышнего и Всемогущего Отца твоего?

– Клянусь.

– Тогда я спокоен за тебя, дитя мое. Видит Бог, у нас не было королевы лучше.

Гвен распрямилась.

– Благодарю вас, святой отец, вы были моим лучшим советчиком и другом в этом замке. Однажды вы сказали, что всякий добропорядочный христианин должен быть готов умереть за Господа…

– Говорите прямо, госпожа.

Гвен только развернулась в сторону гобелена, и оттуда тенью шевельнулся Змей. Будто в тумане, замедляющем время, женщина смотрела, как наемник приближается. Вот он в двух шагах, в одном, вот занес руку…

– Нет! – выкрикнула королева, и Змей замер. Воцарилась напряженная тишина, нарушаемая прерывистым дыханием священника, по лбу которого градом катились крупные капли. Гор метнул короткий взгляд на женщину и вновь пристально уставился на дрожавшую жертву.

– Вы понимаете, что, если оставите его жить, сами отправитесь в ад или куда вы там, христиане, отправляетесь, если наделали дел при жизни?

– Он ничего не выдаст! Он сохранит тайну исповеди! – Она обратилась к остолбеневшему Ликандру: – Поклянитесь, святой отец, что с ваших слов и с вашего пера не сойдет ничто из того, что я сказала здесь. Клянитесь!

Преодолевая себя, архиепископ, заикаясь и трясясь, поклялся.

– Чтобы все, на что я пошла и чем замарала душу, не было напрасным, вас больше не должно быть в Иландаре. Вы понимаете, что это значит?

Змей сохранял готовность нанести удар, чем заставлял Ликандра потеть сильнее.

– Я понимаю все, – выговорил он наконец. – Если вы намерены убить и меня, сделайте это сейчас. Если нет, я готов выслушать вас.

Гвен перевела глаза на Змея:

– Ты можешь взять его с собой?

– Исключено, – отрезал Гор.

– Я заплачу тебе, я отдам все золото и драгоценности, что у меня есть, если ты заберешь его в Орс и там пристроишь в один из монастырей. Хорошо бы аббатом или приором, но даже простым монахом – тоже сгодится. Лишь бы он жил… – Гвен перевела на священника полный мольбы и печали взгляд.

Нытьем Змея было не взять, а вот деньги Гор ценил высоко. Время и золото требуют опытных рук, не так ли? Так что нечего им залеживаться у такой дурочки, как Гвен. Но… Ох, Мать Крови и Тьмы, попутчиков ему не хватало! И кого?! Святоши!

– Скоро рассвет, – ответил Змей. – Мы должны покинуть город как можно скорее. У вас пятнадцать минут, чтобы принести мне золото, снарядить ему коня и собрать необходимое. Вы в состоянии ехать верхом? – спросил Змей священника.

Тот ответил кивком, потому как голос все еще не повиновался.

– Отлично.

– Изотта, принеси мое золото на конюшни! Когда все закончится, жду тебя здесь же. Святой отец, снимите одежду.

– Что? – не понял тот.

– Шевелись! – гаркнул Змей, и Ликандр разделся до исподнего.

– Соберите все самое необходимое, отче, и выходите во двор! – Голос королевы начал срываться.

Изотта и священник, облаченный в королевский плащ с низким капюшоном, скрылись за дверью.

– Я велю седлать лошадь, а у тебя еще трое: конюх и двое стражников на воротах, – сообщила Гвен Гору. – И одному из них придется размозжить лицо, – швырнула Змею одеяние архиепископа. – Поторопись.

– Я-то успею, – бросил Гор и бесшумно исчез из комнаты вслед за Гвендиор.