Книги крови. I–III - Клайв Баркер

Рики посмотрел направо. Там, где должна была стоять стена сортира, улица уходила в нарисованную даль с кривой перспективой. Фальшивка, конечно, – все это было фальшивкой. Разумеется, если бы он сконцентрировался, то смог бы заглянуть за этот мираж и увидеть, откуда он взялся; проекции, скрытые эффекты молний, задники, макеты – полный сценический набор. Но хотя он концентрировался настолько, насколько позволяла ему слегка мутная от таблеток голова, он, кажется, был попросту не в состоянии уцепить эту иллюзию за край и сорвать ее.

И ветер продолжал дуть, а перекати-поле продолжали перекатываться. Где-то за завесой бури хлопнула дверь амбара, открылась и вновь хлопнула на ветру. Он даже почувствовал запах конского навоза. Впечатление было чертовски натуральным, настолько, что от восхищения у него перехватило дух.

Кто бы ни построил эту необычайную съемочную площадку, своего он добился – она впечатляла. Но пора было прекращать эти игры.

Он обернулся к двери туалета. Она пропала. Ее стерла стена пыли, и Рики вдруг застрял здесь в одиночестве.

Продолжала хлопать дверь амбара. Сквозь усиливающуюся бурю перекликались люди. Где же салун и офис шерифа? Они тоже пропали. В Рики проснулось чувство, которого он не испытывал с детства, – чувство паники, когда теряешь родительскую руку. Теперь же этим потерянным родителем стал его разум.

Где-то слева прозвучал из центра бури выстрел, в воздухе что-то просвистело, и Рики почувствовал острую боль. Он дотянулся до мочки уха и осторожно пощупал, где болело. Ему отстрелило часть уха, приличный кусок мочки. Серьга куда-то делась, а пальцы были в крови – в настоящей крови. Кто-то или целился ему в голову и промазал, или шутил очень хреновые шутки.

– Эй, приятель, – воскликнул он в пасть вьющейся у его ног клятой иллюзии: вдруг удастся понять, где его враг. Но не видел ни души. Пыль поймала его в западню: было рискованно идти и вперед, и назад. Стрелявший мог быть где угодно и выжидать, что Рики двинется в его направлении.

– Мне такое не по вкусу, – сказал он громко, надеясь как-то докричаться до реального мира, чтобы тот спас его истерзанный разум. Он покопался в кармане джинсов в поисках одной-двух таблеток – чего-то, что хоть как-то спасет положение, но попробовать радугу была не судьба: в глубинах кармана не нашлось даже поганого Валиума. Он почувствовал себя голым. Как некстати он потерялся в одном из кошмаров Зейна Грея.

Снова прогремел выстрел, в этот раз без свиста. Рики был уверен: это потому, что в него попали, – но не видел крови и не чувствовал боли, так что не мог сказать наверняка.

Потом послышался хлопок дверных створок салуна, который ни с чем не спутать, и где-то неподалеку застонал человек. На мгновение в небе появился просвет. Он правда разглядел салун и выпавшего из него паренька, оставившего позади нарисованный мир столов, зеркал и головорезов? Прежде чем он успел всмотреться, просвет скрылся за стеной пыли, и он сомневался в том, что видел. А затем, к его изумлению, примеченный им паренек оказался рядом, всего в футе от него, и, смертельно раненный, повалился Рики на руки. Он походил на героя этого фильма не больше, чем сам Рики. Его бомбер был добротно сшит по моде пятидесятых, с футболки улыбался Микки Маус.

Левый глаз Микки был прострелен и все еще кровоточил. Несомненно, пуля попала пареньку в самое сердце.

Он разлепил посиневшие губы и, пробормотав на выдохе: «Какого хрена тут творится?», умер.

Его последним словам не хватало стиля, но в них слышалось глубокое чувство. Несколько секунд Рики просто смотрел в его застывшее лицо, но потом руки заныли под тяжестью мертвого груза, и пришлось бросить его. Когда тело коснулось земли, пыль на мгновение превратилась в покрытую пятнами мочи плитку. Но затем иллюзия восстановилась, и закружилась пыль, и покатились перекати-поле, и он остался стоять на Главной улице Дедвуд Галч с мертвецом у ног.

Рики почувствовал внутри нечто очень похожее на ломку. Руки и ноги дрожали в виттовой пляске, и очень сильно хотелось отлить. Еще чуть-чуть – и он намочит штаны.

«Где-то здесь, – думал он, – где-то в этом безумном мире висит писсуар». Стоит стена, исписанная граффити и номерами для помешанных на сексе, с нацарапанной на плитке надписью «Тут не бомбоубежище» и кучей неприличных рисунков. Здесь резервуары с водой, пустые держатели для туалетной бумаги и сломанные сидения. Застарелый запах мочи и пердежа. «Ищи! Бога ради, найди поскорее реальность, пока иллюзия не нанесла тебе непоправимого вреда».

«Если, интереса ради, предположить, что салун и лавки – туалетные кабинки, то писсуар должен быть прямо за мной, – рассудил он. – Тогда шаг назад. Это не может быть опаснее, чем стоять посреди улицы, пока по мне кто-то палит».

Два шага, два осторожных шага, – а позади лишь воздух. Но на третий – ну-ка, что это тут у нас? – он нащупал рукой холодный кафель.

– Уи-и! – воскликнул он. Это был писсуар: прикасаясь к нему, Рики чувствовал себя так, словно нашел золото в мусорном баке. Это что, резкий запах дезинфицирующего средства из желоба? Он, родимый, он самый.

Не переставая радостно ухать, он расстегнул молнию и начал опорожнять ноющий мочевой пузырь, брызгая в спешке на ноги. К черту все – он одолел эту иллюзию. Разумеется, если он сейчас повернется, видение уже рассеется. Салун, мертвый мальчишка, буря – все пропадет. Какой-то химический трип, слишком много плохой наркоты в крови, хреновые шутки воображения. Когда он стряхнул последние капли на замшевые ботинки, послышался голос главного героя фильма.

– Какого эт ты тут творишь? Ссышь на моей улице, парниша?

Это был голос Джона Уэйна, точный до последнего невнятного звука – и прямо у него за спиной. Рики не мог даже подумать о том, чтобы обернуться. Этот чувак точно ему башку прострелит. Были в его голосе эти угрожающие нотки, так и говорящие: «Я готов к бою, давай, рискни». У ковбоя было оружие, а Рики держал в руке лишь свой член, который не шел ни в какое сравнение с пушкой, даже если бы не падал.

Он очень осторожно засунул ствол в штаны и застегнул молнию, а потом поднял руки. Подрагивающий в воздухе туалет вновь исчез. Завыла буря, с уха закапала на шею кровь.

– О’кей, парниша, а ну-ка снимай кобуру и бросай ее на землю. Слышишь? – спросил Уэйн.

– Да.

– Медленно и аккуратно – и держи руки так, чтобы я их видел.

Черт, да этот чувак и правда в образе.

Медленно и аккуратно, как и требовал мужчина, Рики расстегнул ремень, вытянул его из петель джинсов и бросил на пол. Ключи должны были звякнуть о кафель, и он молил Бога, чтобы так и случилось. Но хрен ему. Послышался глухой стук, с которым металл касается песка.

– О’кей, – сказал Уэйн. – Ты ведешь себя уже лучше. Что скажешь в свое оправдание?

– Прошу прощения? – оторопело произнес Рики.

– Прощения?

– За то, что ссал на улице.

– Не думаю, что одних извинений достаточно для искупления, – сказал Уэйн.