Спецназ. Любите нас, пока мы живы - Виталий Носков

И мальчик понял, что сегодня в доме очень опасные люди.

— Мы уважаем казачество! — сказал чеченец. — Вы — серьезный противник. Слава Аллаху, у вас нет денег, чтобы организоваться. Честным путем их не заработаешь, а вы воспитаны в честности.

Боевик поклацал затвором своего автомата и ушел в дом, где в этот раз было нешумно. Никаких песен, громких тостов.

Все, кто приехал с Ломом, были от двадцати пяти до тридцати лет — легкие, в движениях, затянутые в «разгрузки», обвешанные оружием, с которым обращались уверенно и любовно. Никто не обнажал ножи, не кричал исступленно «Аллах Акбар».

Сначала эти люди побывали с Ломом в подвалах, потом сели к столу, выставив немногочисленную охрану. Над матерью Захарки они шутили недолго — поиграла нерастраченная мужская сила и спряталась.

«Зачем они приехали?» — Захаркой вдруг овладела тревога. Он знал, что Лом часто ходит за Терек, угоняя дагестанский и казачий скот. Вестей с того берега практически не было. Те из русских, кто бывал в Кизляре, хранили молчание, опасаясь сотрудников чеченской национальной безопасности.

Иногда мать перед сном жаловалась Захарке на свою судьбу, на нежелание жить, говорила, что живет по привычке. И просила у сына прощения. Тогда он уходил на Терек и слушал его холодно-величавый гул, вспоминал отца, которого бандиты убили еще до войны, отбирая новенький мотоцикл. Тело так и не было найдено. Но Захарка чувствовал: оно в Тереке — привычной казачьей могиле. Мать говорила, что когда-нибудь возле суровой пограничной реки соберутся все православные священники России и отслужат панихиду по тем, чьим последним прибежищем стали глубокие, бурные, сокрывшие многие чеченские преступления воды.

Мать то выбегала во двор, теперь свободный от боевиков, то исчезала в доме с ярко освещенными окнами. Тускло-желто, как волчий глаз, светила в небе луна. Проскакал по острым верхушкам тополей ветерок.

Похожая на ласку, такая же быстрая, снова выскочила из дома мать, присела возле костра, протянула к огню руки, словно просила помощи.

— Кто они? — негромко спросил Захарка о боевиках. — Зачем приехали?

— Диверсанты Хаттаба, — равнодушно ответила мать. — Ночью уйдут за Терек — убивать милиционеров на блокпостах.

— Наталка! — прокричал, открыв окно, Лом. Мать только и успела погладить Захарку по голове. «Зачем я живу? — думал он. — Зачем мне эта луна? Весь этот мир? Может, в эти минуты на золотую монету в небе, как и я, в далекой непонятной Москве смотрит девочка, предназначенная мне судьбой?»

Чеченских боевиков, он посчитал, было двадцать два человека — уверенных в своих силах, беззлобных, как и полагается профессионалам. Живя на войне, Захарка давно разобрался, что ветераны боевых действий спокойны, на отдыхе мечтательны, а в сражении опасны, как бритва. Сея вокруг себя смерть и разрушение, каждый стоит десятерых.

«Значит, в доме ночуют не двадцать два, — подумал он, — а двести двадцать боевиков-диверсантов, собирающихся отнять жизнь у российских милиционеров».

Вход в подвал никем не охранялся. Там, он знал, лежало несколько танковых снарядов, которые привезли неделю назад ночью. В нескольких ящиках Лом хранил гранаты Ф-1, РГД-5. Захарка умел обращаться с ними. Научился за годы войны. Не раз кидал их, найденные возле станицы, в Терек.

Захарке, с особенно острой тоской вспомнившего убитого чеченцами отца, больше не хотелось, чтобы Лом терзал тело его матери, чтобы боевики в черном отрезали головы русским. Как тень, проникнув в подвал с боеприпасами, он тихонько вскрыл ящик с гранатами и, взяв Ф-1, перекрестившись, выдернул чеку…

На милицейских вышках в квадрате «X» был отмечен за Тереком большой силы взрыв, осветивший ночное небо. В сводках разведывательных служб об этом факте долго ничего конкретного не сообщалось. На чеченских базарах же много судачили о том, что российская ФСК провела успешную акцию против диверсантов Хаттаба.

В этом районе Москвы СОБР работал впервые — поэтому поплутали.

Оперативники, ожидавшие собровцев, нервничали, торопили. Рация в руках Влада Суханова то и дело оживала, звала. Но командир отделения Министерского СОБРА был спокоен. Его команда еще никуда не опаздывала. Постоянно включенный внутри Влада не то счетчик Гейгера, не то гидрокомпас спасал его от ошибок, точно выводил на боевой курс.

На этот раз целью собровцев были торговцы оружием. Оперативники долго гонялись за ними по всей Москве. И, наконец, установили их проживание. Принять надо было группу кавказцев. Сколько их, способны ли на открытие огня — для оперативников было тайной за семью печатями. Командир отделения СОБРа ГУОП МВД России, недовольный этим, сурово хранил молчание. В микроавтобусе, то и дело застревающем в пробках, изнывали от бездействия девять офицеров-собровцев. Настроенные на работу, они проводили время в обычном веселом перебросе фраз, легких воспоминаниях, шутках. Они еще не знали, что ничего, кроме адреса, у оперов Главного Управления по организованной преступности, нет. Майору Владу Суханову, его боевым товарищам в очередной раз предстояло откровенно рисковать жизнью. В отличие от многих, он не считал это привычным делом. Отсутствие толковой вводной информации командир отделения называл форменным безобразием, хотя и понимал все сложности оперативной работы.

Первыми в адрес предстояло войти собровцам, поэтому Влад, ловкий, высокий мастер спорта по самбо, всегда был требователен к коллегам-оперативникам. От точности, собранных ими сведений о преступниках, зависело не только выполнение задания, но и то, что находилось в руках Господа. «Бог, чтобы сделать выбор, тоже нуждается в информации», — в разговорах с оперативниками любил подчеркнуть Влад. Сегодня достойной информации не было. И целеустремленный, всегда уверенный в себе Влад, сидя рядом с водителем в тонированном микроавтобусе, старался не думать о плохом.

Его команда в любой обстановке действовала, как нокаутирующий кулак. Это армия прежде, чем взломать оборону противника, применяла авиацию, артиллерию, а у собровцев, имеющих приказ на задержание преступников, самым частым препятствием была закрытая дверь, как у древних городов — крепостные ворота. Двери: стальные, пуленепробиваемые, дубовые собровцы открывали милицейской хитростью или высаживали их. Дальше действовали по обстановке, все зависело от того — оказывают сопротивление или нет.

Опера встретили собровцев на свертке к дому — серьезные, ушедшие в себя. Прозвон квартиры осуществлять не стали. Сколько людей в адресе — решили оперативным путем не пробивать. Торговцы оружием могли иметь его под рукой. Фактор внезапности — единственное, что могло дать результат.

Побывав в доме этажом ниже «адреса», оперативники имели на руках план квартиры. Большая комната с балконом — направо от входа, вторая — прямо перед входной дверью, налево по коридорчику ванная, санузел, кухня. Применять высотников сочли нецелесообразным. Дверь оказалась не бронированной. Выбить её не представляло труда. Но что там — за дверью?