Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс

– Эй, потише, малышка спит, – шикнула на него мать.

Король Кокейна принес к чаю мед, и Карла взяла себе немного. Алис залпом выпила большую чашу вина. Потом она вздохнула, и сын снова наполнил ее чашу.

– Во дворе жарят свинью, – сообщил он. – Слышите запах?

– Эстель вернулась? – спросила Карла.

– Ля Росса? Я ее не видел. Там столько народу суетится.

– То, что происходит во дворе – и в любом другом месте, – интересует нас меньше всего. И мы будем тебе благодарны, если ты прикажешь этой толпе не шуметь, – заявила Алис.

– Думаю, ей надо сказать, – произнес Гриманд, косясь на гостью.

– Если нужно что-то делать, делай. Если нет, займись своими делами, а нам дай заняться нашими и не мешай без нужды, – проворчала его мать.

– О чем это мне нужно сказать? – спросила Карла.

Она пребывала в таком блаженстве, что ей приходилось заставлять себя думать о неприятном. Со двора доносились звуки ссоры. Внезапно женщина вспомнила об Антуанетте и почувствовала себя виноватой.

– Девочка, которая была со мной, Антуанетта… – пробормотала она. – Я не спрашивала о ней целый день. Она…

– С Антуанеттой все хорошо. Еще неделя, и она будет тут всеми командовать, – усмехнулся король Кокейна. – Нет, я о другом. Этот ваш странствующий муж, Матиас… Его зовут Матиас Тангейзер?

– Да. Матиас Тангейзер. Он рыцарь ордена святого Иоанна.

– В самую точку.

– Что вы имеете в виду? – не поняла Карла.

Не обращая внимания на сердитый взгляд матери, Гриманд вскинул черные брови:

– У меня есть серьезные основания полагать, что этот человек здесь, в Париже.

Проснувшись в духоте и полумраке, Эстель увидела ряды человеческих черепов, уставившихся на нее из темноты. Она не испугалась, потому что видела их не раз, а по сравнению с тем, что девочка видела во сне, мертвые головы ее даже успокаивали. Другое ее утешение, крысы, разбежались и попрятались, напуганные могильщиком, который потряс ее за плечо. Его девочка тоже знала – этот могильщик был добрым. Другие разбудили бы ее пинком. Она лежала, прислонившись к стене рядом с дверью склепа. Ни слова не говоря, Эстель встала и, спотыкаясь, вышла на ослепительный солнечный свет.

Ковыляя к воротам кладбища Невинных, она терла глаза. Ноги ее передвигались с трудом, а в мозгу еще прятались обрывки сна.

Эстель не спала всю ночь. Лицо ее горело от пощечины Гоббо. Теперь она чувствовала себя хуже, чем когда заснула с крысами на коленях, глядя на их черные глаза и подрагивающие носы. Крысы везде принимали ее за свою. Одна даже легонько прикусывала ей сосок, что всегда доставляло девочке удовольствие. Она ни разу не видела злобы в глазах крыс и не верила, что они могут быть злыми. Наверное, именно поэтому люди их ненавидят. Эстель знала, что в ней самой много злобы, но сознательно растила в себе это чувство – чем больше, тем лучше. Насколько она могла судить, именно так возвышались люди. Чем ты подлее, тем выше поднимаешься.

Очень хотелось есть.

Девочка бесцельно слонялась по Ле-Алю. Она прошла мимо остова церкви Сент-Эсташ. Этот храм начали строить еще до ее рождения – Гриманд говорил, что и до его тоже, – но вид сооружения не менялся: гигантская каменная плита размером с поле и большая арка с фрагментами стены, начатыми, но не законченными. Люди приспособили это сооружение под туалет. Кроме того, там совокуплялись, дрались и занимались другими непотребными делами. Король Кокейна объяснял, что у властей нет денег на камень, чтобы достроить церковь. Все золото они тратят на войны. Столько золота, что можно превратить всю землю в Страну Изобилия, говорил он.

Гриманд носил ее на своих плечах по улицам и переулкам, по галереям Ле-Аля, по рынкам и пристаням, мимо дворцов, фонтанов и церквей, по полям, где паслись лошади, и даже через мосты, на остров Сите и в университет – везде-везде, всегда, когда они встречались. Он никогда не уставал. Они встречались тайно, назначали свидания, и она бежала к нему, поворачивалась спиной и слышала его смех, самый низкий из звуков, ниже мычания быка на скотобойне. А потом чувствовала, как его ладони полностью обхватывают ее талию, и приходила в полный восторг. У нее перехватывало дыхание, и она визжала от удовольствия, взлетая вверх, быстрее, чем ласточка к своему гнезду, – голова у нее кружилась, весь мир вокруг менялся, а потом сердце уходило в пятки, и она опускалась на широкие плечи Гриманда и хваталась за его волосы, чтобы не упасть.

Тепло и сила его мышц, шеи и груди наполняли все ее существо. Расстояние до земли завораживало. Тот факт, что она, Эстель, была самым высоким существом в Париже, наполнял ее торжеством и гордостью. Она ехала на Гриманде не так, как ездят верхом на лошади. Они были одним целым, животным из волшебной сказки – драконом, обладающим безграничной силой.

Фантазии девочки подкреплялись тем фактом, что король воров внушал страх и уважение, где бы он ни появлялся. Толпа, собиравшаяся на Гревской площади в ожидании казни, покорно расступалась, как Красное море перед Моисеем, и Гриманд без помех шел сквозь нее. Он кивал на виселицы и говорил Эстель: «Когда-нибудь ты увидишь, как я скачу на этой бледной кобыле. А когда это случится, я хочу, чтобы ты мной гордилась». Она не верила. Конечно, в сказках драконов убивают – но не вешают.

В первый раз Эстель увидела его на рынке в Ле-Але, куда пришла вместе со своей матерью, Тифани. Мать, как всегда, задержалась у розовых речных раков – и, как всегда, не купила их, после чего, выругавшись, повернулась к угрю. Тут огромная рука схватила сразу трех раков, другая бросила монету продавцу рыбы, а потом раки со стуком упали в корзинку Тифани.

Эстель в восхищении смотрела на гиганта, руки которого проделали это чудо. Ей он сразу же показался великолепным. Она не считала его лицо уродливым, хотя и понимала, что остальные думают именно так. Но для девочки его лицо просто было очень большим. Больше, чем все остальные. Самый большой лоб, самые большие скулы, самые большие губы. Он смотрел на нее сверху вниз и улыбался – такой большой улыбки она не видела никогда в жизни. У него были щербатые зубы – обычное дело, – но не хватало только одного, у самого края рта, где просвет между зубами был больше остальных. Нос у этого мужчины был как у каменных львов фонтана, а глаза цвета золота. Он подмигнул, и Эстель улыбнулась ему в ответ.

Потом ее мать разразилась ругательствами в адрес великана, и он отступил, не произнеся ни слова. Когда Тифани тащила дочь с рыбного рынка, Эстель оглянулась, но гигант исчез. Она спросила мать, кто это был, но та ответила, что это чудовище и о нем нужно забыть. Всех трех раков Тифани съела сама, за исключением одной клешни, доставшейся девочке.

Тифани и ее братья, Жоко и Гоббо, научили ее срезать кошельки и обворовывать дома. Иногда Эстель казалось, что им хочется, чтобы ее поймали и повесили, но она была очень ловкой и даже изобретала собственные трюки.