📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаВоровская трилогия - Заур Зугумов

Воровская трилогия - Заур Зугумов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 99 100 101 102 103 104 105 106 107 ... 230
Перейти на страницу:

Всего несколько месяцев в году здесь было лето, как раз в это время мы и попали сюда. В остальное же время, а оно составляло восемь месяцев в году, нуждающиеся люди пользовались тем, что их собратья успели собрать летом. Вот в эту «травкину бригаду» мы и попали с Французом, но не сразу, а с неделю пролежав на больничных шконарях.

Как-то утром за нами пришел какой-то старик. Мы, откровенно говоря, думали, что это врач, но он оказался больше чем врач – это и был Архипыч. В белом халате, очень серьезно и сосредоточенно нас осмотрев, прощупав, наверное, каждую косточку, он в конце осмотра сказал: «Давайте-ка, братки, потихоньку поднимайтесь, да пойдем в тайгу. Она вылечит вас, а я ей по возможности помогу в этом». Так оно и вышло. Прекрасные знания народной медицины вкупе с превосходным применением их на практике дали свои ощутимые результаты. Конечно, от всех болезней и увечий, которые мы имели, избавить нас мог разве что Всевышний, но после лечения у этого кудесника от Бога мы все же были относительно здоровы.

Но не мы были первыми его пациентами, и уж конечно, не мы были последними. Он был удивительным человеком. Никто не знал, сколько лет этому милому и доброму старику. Ему можно было дать от шестидесяти и до ста. Но это был живой и подвижный дед. Он сидел уже 40–45 лет, числился за Москвой, то есть у него было пожизненное заключение. Никто не знал, откуда он родом, за что и сколько сидит. Да и сам он, по-моему, уже давно потерял счет времени. Жил замкнуто, почти ни с кем не разговаривал, если дело не касалось оказания кому-нибудь посильной помощи, и никого не пускал в свою душу. Что бывает крайне редко в заключении, все были едины во мнении, что это глубоко порядочный, добрый и честный каторжанин.

Старые босяки рассказывали, что жизни одних только урок, в свое время побывавших на сучьих войнах, он спас не один десяток, и это вопреки желанию администрации, а сколько вообще человеческих жизней спас этот человек, не знал, конечно, никто. Его бы уже давно менты упрятали куда-нибудь в «крытую», если бы сами не нуждались в его услугах. Он лечил всех без разбору и видел в этом свой долг. Разве мог кто-нибудь его за это осудить? Бог дал ему дар, который он с лихвой использовал во благо людям.

Время в лагере летело незаметно. Казалось бы, еще недавно было лето, мы прибыли сюда, больные и искалеченные, – и вот уже осень, и мы вновь в строю. Мелкий туман заволакивал верхушки деревьев рядом с зоной. Плоды дикой вишни, росшей вдоль широкого ручья, протекавшего рядом с лагерем и впадавшего в Уссури, были кроваво-красного цвета. До середины октября шли беспрерывные дожди. Хмурое осеннее небо, суля снегопад, низко висело над громадным болотистым лугом, на котором раскинулась таежная командировка. Осень здесь была короткой, если не сказать, что ее вообще не было, так что в конце октября кругом лежал толстый слой снега. А ночью морозы достигали 15–20 градусов.

С тех пор как мы с Французом заехали на эту командировку, контингент здесь поменялся на треть. Килешовка здесь была постоянной, долго не задерживался никто. Подлечили, поставили на ноги – и вновь в путь: либо назад, откуда прибыл, либо туда, куда влек каждого из нас наш жалкий жребий. Никто и не пытался тормознуться в зоне, заплатив за это деньгами или еще чем-нибудь, как это практиковалось почти везде по ГУЛАГу, – это было запрещено ворами. Потому что в услугах таких людей, как Архипыч, нуждались многие достойные арестанты, находящиеся в разных лагерях Приморского края. Мы с Французом исключения из общего правила не составляли, а потому и ждали этапа со дня на день, и он не заставил себя долго ждать, но произошло это при весьма неприятных для всех нас обстоятельствах.

Здесь, в лагере, почти все знали друг друга либо лично, либо заочно, и в этом не было ничего удивительного. Контингент был одно отрицалово, а нас постоянно перевозили с места на место, долго нигде не задерживая, не давая осесть, или временами закидывали к блядям, чтобы одних проверить на прочность, а других сломать. У легавых это называлось «гулаговский отбор», то есть абсолютно для них естественный. Да и мы, привыкшие к этим козням мусоров, уже давно ничему не удивлялись.

На тот момент, о котором я сейчас пишу, в лагере находился всего один уркаган, хотя, когда мы приехали сюда, их было четверо. Звали его Коля Дымок. Ему было около семидесяти лет. По его совершенно седым волосам, прорезанному морщинами лбу, бледным губам, скорбному, усталому лицу можно было читать о пережитых им страданиях. Он обладал змеиной мудростью и голубиной простотой, что есть удел настоящего величия. Преступный мир был для него раскрытой книгой – волнующей, всегда увлекательной, полной ненависти и любви, жизни и смерти. Но и такие люди иногда ошибаются, но не в жизни своей, а скорее на склоне лет они становятся более доверчивыми, что ли. Рискну предположить, что все же так и есть. Игры в зоне почти не было, не считая старых партнеров, которые могли начать процесс «третьями» или в «терс», в одном лагере, а спустя десять или пятнадцать лет встретиться в этом или другом лагере вновь и довершать тот самый, начатый когда-то в молодости столь затянувшийся процесс. Назвать эту причуду игрой под интерес, то есть чтобы содрать друг с друга шкуру, конечно, было нельзя, это был скорей интерес спортивный, как привыкли говорить арестанты, когда от игры не было никакой выгоды.

Если кто-то из каторжан в чем-то нуждался и это «что-то» было либо в каптерке, либо на общаке, этот «кто-то» получал все без каких бы то ни было напрягов, даром, ибо контингент в лагере был двух мастей – фраеров здесь не было. Ни в одном, даже самом отдаленном уголке зоны нельзя было услышать ни ругани, ни ссор. Даже матом ругались редко – для этого у людей почти не было поводов. Эта командировка, как бы по немому согласию людей, считалась островком истинной каторжанской солидарности и братства.

Хотя везде в ГУЛАГе «на кресту» запрещались всякого рода разборки, кроме воровского сходняка. «Крест» грелся отовсюду, и часть грева доставалась даже самым последним педерастам. Никто, никогда, ни в чем ему положенном обойден не был, в противном случае это строго наказывалось.

Но не все плоды в саду даже у самого трудолюбивого садовника избегают опасности зачервиветь. Не все отары, пасущиеся на самых сочных лугах, не имеют паршивой овцы в своем стаде. Тем более и не все люди, составляющие одно сословие или одну касту, что в данном случае безразлично, не могут не иметь в своих рядах предателя, как бы ни были суровы законы общества, к которому они принадлежат.

Глава 6. Блаженный Матвей

Как я уже упоминал чуть раньше, килешовка в лагере была постоянной, и вот в одном из этапов в лагерь заехал один крадун по прозвищу Матвей. В лагере его знали многие – и не только как бродягу, но и как хорошего карманника, что было не так уж и мало, исходя из его возраста. Это был молодой человек лет 28–30, стройный и высокий, широкоплечий и хорошо сложенный. Лицо его, дышавшее умом и кротостью, принимало необыкновенно энергичное выражение, когда он широко распахивал свои большие синие глаза. Родом он был из Хабаровска.

С самого выхода в зону, а был Матвей тоже здорово покоцан ментами во время тюремного бунта и первое время находился в санчасти, он как бы отрешился от всех. Не принимал знаки внимания братвы, ни с кем не общался, даже с близкими ему по свободе людьми не поддерживал никаких отношений. Когда же наконец он вышел в зону, то ни в первый, ни во второй день не появился у Дымка. Любой бродяга, заехавший на зону, тюрьму, пересылку или еще куда-либо и узнавший, что рядом находится урка, своим святым долгом всегда считал нанести ему визит: таким образом познакомиться, если не знал вора прежде, или встретиться вновь, если они уже были знакомы.

1 ... 99 100 101 102 103 104 105 106 107 ... 230
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?