Гитлер_директория - Елена Съянова

У Гитлера было несколько классных танковых генералов. Всякий раз, глядя на противотанковые ежи, я думаю, что такой своеобразный антипамятник поставлен только одному из них — Гейнцу Гудериану.

Сенатор Маккарти как-то предложил провозгласить послевоенные труды Гудериана «библией американских генералов». Каждому свое: им учебник, а нам — материал во многом и для самоанализа, материал, принципиально отличающийся от подобного рода записок и мемуаров, — я бы сказала так: откровенностью, подтвержденной документально.

Портрет Гудериана интересен в нескольких интерьерах: в весенней Франции, под зимней Москвой, на посту генерал-инспектора бронетанковых войск, с особыми полномочиями, или начальника генштаба. Можно написать портрет Гудериана-теоретика и светского льва; можно — практика, сутками не вылезавшего из своего T-IV… Но во всех своих работах, даже в романах, я стараюсь следовать правилу: поменьше самой говорить об исторических личностях и почаще давать им высказываться. Особенно когда слушать не противно.

К примеру, вот какими простыми фразами Гудериан выражает самую суть дела, о котором до сих пор идут споры.

«14 июля Гитлер собрал всех командующих группами армий… Он сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы прийти к миру, он должен добиться победоносного окончания войны на материке… Для этого надо разбить Россию. Подробно изложенные им причины… были неубедительны. Ссылка на обострение международного положения вследствие захвата нами Балкан, на вмешательство русских в дела Финляндии, на оккупацию русскими пограничных балтийских государств так же мало могла оправдать столь ответственное решение, как не могли его оправдать идеологические основы национал-социалистического учения и некоторые сведения о военных приготовлениях русских. Поскольку война на Западе не была закончена, новая военная кампания привела бы к войне на два фронта, к чему Германия была еще менее готова, чем в 1914 году. <…> Поскольку обсуждения речи не предполагалось, мы молча, в серьезном раздумье разошлись». «Разошлись», как вы понимаете, по своим войскам.

«Поистине роковой стала недооценка сил противника, — пишет далее Гудериан. — Гитлер не верил донесениям о военной силе огромного государства, о мощи его промышленности и прочности государственной системы. Зато он умел передать свой необоснованный оптимизм непосредственному военному окружению, и оно так уверенно рассчитывало закончить кампанию к началу зимы, сломив военную мощь России за 8–10 недель и вызвав ее политический крах, что в сухопутных войсках зимнее обмундирование было предусмотрено только для каждого пятого солдата». И уточняет: «Люфтваффе и войска СС были снабжены им в достаточном количестве». И так далее. Очень советую почитать его «Воспоминания солдата». Повторяю: если Гудериан пишет, что приказ об обращении с гражданскими и военнопленными был попросту отослан им обратно в Берлин, то это правда: она зафиксирована. Если он пишет, что «приказ о комиссарах» вообще никогда не доводился до его войск, то и это правда. Гиммлер бессмысленных вещей не делал; он ядовито называл Гудериана, за глаза конечно, «бронированным демократом».

После провала наступления под Москвой Гитлер так сформулировал суть своих претензий к Гудериану: «Вы стоите слишком близко к происходящему, — сказал он, — вы слишком переживаете страдания ваших солдат. Вы слишком их жалеете. Вы должны быть дальше от них. Издали лучше видно». А после многочасового разговора резюмировал в присутствии Кейтеля: «Этого человека я не переубедил». Что означало отставку. Правда, временную. Так что «быстроходный Гейнц», как его звали в армии, к концу войны себя еще покажет.

«Среди гостей обращал на себя внимание темноволосый человек с коротко подстриженными усиками, любезный и обходительный. Я долго беседовал с ним, мы обсуждали книгу Дугласа «Экономическая демократия»… Должно быть, я говорил что-то такое, что весьма заинтересовало этого джентльмена — лицо его осветилось, глаза раскрылись так широко, что стали видны белки. Казалось, он одобрял все, что я говорил… Однако лишь до той минуты, пока я не дошел до основного положения, завершавшего мою мысль, — оно-то как раз и оказалось прямо противоположным его собственному мнению, и лицо его внезапно выразило крайнюю степень разочарования. Эти выкаченные белки глаз и широко улыбающийся рот остались в моей памяти, как странная, пугающая маска…»

Таким было первое впечатление Чарли Чаплина о сэре Освальде Мосли, человеке, которого в 31-м году называли «английским Гитлером».

Британский союз фашистов был официально основан 1 октября 1932 года. В качестве эмблемы Мосли выбрал древнеримский символ власти — пучок связанных ремнем прутьев с топором в середине (фасции). Связка прутьев должна была символизировать силу единства, а топор — верховную власть организованного государства. Членов союза одели в черные рубашки; для них был выделен особый транспорт с символикой; появилась своя газета «Блэкшет» и так далее. Дело было задумано широко, основательно: Мосли считал себя прогрессивным экономистом, предлагал правительству всевозможные программы и планы и так же, как Гитлер, надеялся на главное — капитал, который и приведет его к власти. Но время шло, а британский капитал все как-то обходился без сэра Освальда, и в 34-м, когда союз фашистов насчитывал уже 50 тысяч членов, терпение у Мосли лопнуло: он объявил, что его «черные рубашки» готовы последовать примеру итальянских братьев и устроить «поход на Лондон». Лозунг был выбран такой: «С улиц — к власти».

Вот тут и сказался главный просчет такого рода флибустьеров от политики, вывозящих контрабандой чужой опыт под черным флагом откровенного бандитизма. Трескучий, безалаберный, пропахший потом и луком «поход на Рим» на британской почве с ее долгой, непрерывной демократической традицией, конечно, повторить не удалось. Например, осенью 34-го года, когда Мосли в Гайд-парке собрал три тысячи своих парней, туда тут же привалило около ста тысяч крепких антифашистов, и, чем закончилась эта встреча, вообразите сами. Что касается самого Мосли, то такого битого и перебитого политика британская история, пожалуй, еще не знала, причем били сэра Освальда и справа, и слева, и сверху.

После очередного фиаско Мосли обычно отправлялся жаловаться Муссолини или Гитлеру, который, по-видимому, не очень рассчитывал на британских чернорубашечников, говоря, что у них прекрасный лидер, но никудышная организация дела. Высказывание, на мой взгляд, абсурдное. Или издевательское.

С 35-го года Мосли взял себе другой символ — молнию в круге, что означало «действие в круге единства». Этим кругом были не только правящие фюреры, но и лидеры фашистского интернационала, например вождь французских «Огненных крестов» де ла Рок, вождь румынских фашистов Кодряну, венгерских «Скрещенных стрел» — Салаши, главарь хорватских «усташей» Павелич (зверь, каких поискать). Можно еще вспомнить норвежского Квислинга, финского Косолу, бельгийского Дегреля — все это люди, на которых их народы поставили позорное клеймо, как на падших женщинах в Средние века.

О потугах же Мосли офашистить Англию, в чем ему, кстати, помогал ирландец, католик О’Даффи, стоит почитать. Скажу только, что и после войны этого «патриарха» десятки раз демонстративно лупили, а в это время из брошенных им семян незаметно подрастали молодые всходы… Увы… Настенные фотографии сэра Освальда и теперь еще можно увидеть в некоторых домах респектабельного британского электората.