Примкнуть штыки! - Сергей Михеенков

Наступающий на московском направлении танковый корпус Кунтцена взял Медынь; танковая группа Рейнхарда заняла Зубцов…

Вечером разговаривал с Браухичем, который одобрил план относительно дальнейшего развития наступления группы армий.

Для окружения Москвы он мысленно наметил линию, которая проходит вокруг города примерно в сорока пяти километрах от городского центра. На это я сказал, что у меня нет войск для осуществления окружения по такой широкой дуге; кроме того, это оставляет противнику слишком большую свободу действий. Взамен я предложил более тесное окружение. Кстати сказать, фюрер запретил нам входить в Москву».

Только под утро они вышли к реке и после короткого привала побрели вверх по течению. Воронцов шёл впереди. За ним Алёхин, Зот с Васякой, и замыкали колонну Донцов и ефрейтор Карамышев. Степана Спиридоныча они потеряли в лесу. А Карамышев всё время бежал рядом, не отставал.

Они шли на север. Где-то там, где гудело и порыкивало моторами шоссе, должен находиться мост, который, как сказал Старчак, будет до последнего удерживать передовой отряд. А значит, там он встретит своих ребят. Тех, кто остался живой. Там он доложит капитану Старчаку и старшему лейтенанту Мамчичу о выполнении задания и о потерях. Задание-то – выполнено. Выполнили они приказ капитана Старчака. Не пропустили противника по просёлку, по обводной дороге. Даже танки остановили.

Шли, засыпая на ходу и время от времени натыкаясь друг на друга сонным, пылающим лицом – в холодную сырую шинель идущего впереди. Так и продвигались слепым маршрутом, пока их не остановил окрик:

– Стой! Кто идёт?

Из предрассветной вязкой темени выступила фигура часового. Часовой стоял на взгорке, прямо над ними, и казался огромным в своей плащ-палатке, как скала, наполовину покрытая снегом.

– Свои, – отозвался Воронцов и не почувствовал облегчения.

– Какие ещё «свои»? Свои все уже ушли к Медыни. – В голосе часового чувствовалось желание им поверить, и он, должно быть, верил, что пришли действительно свои, но обязанность предписывала иное. – Какой части?

– Подольское пехотное… Шестая рота.

Часовой молчал. Он нависал над ними чёрной скалой и молчал.

– Кто командир роты? – наконец спросил он.

– Старший лейтенант Мамчич, Леонтий Акимович. Кто тут из наших? Мне нужно к командиру роты или отряда.

– Пойдёмте.

Часовой повёл их по едва заметной тропе вверх.

– Стой! Кто идёт? – снова окрик из темноты. – Климов? Ты? Какого хрена? Опять кого-то ведёшь?

– Веду, – отозвался часовой. – Ещё шестерых.

Спустились в траншею. Траншея свежая, ещё не подчищенная. В ней пахло теплом земли. И шедшим следом за часовым сразу захотелось где-нибудь тут же притулиться и уснуть.

– Не вздумайте закурить, – предупредили их в траншее уже другие голоса.

– Я им закурю, – незло засмеялся часовой, видимо, тоже почувствовав их состояние, – по уху прикладом…

Воронцов хотел было что-то сказать часовому, но усталость была настолько сильна, что и языком шевельнуть стоило неимоверных усилий.

– Туда, – приказал часовой.

Вскоре они остановились перед землянкой, вход в которую был завешен шинелью.

– Товарищ лейтенант! – позвал часовой.

Шинель вздрогнула, и из чёрного зева землянки выбрался человек в новенькой шинели, которая здесь, в траншее, вместе со своим щеголеватым, затянутым в скрипучие ремни владельцем, нелепо пахнущим одеколоном, казалось пришелицей из другого мира. Лейтенант, видимо, только что побрился. Он был застёгнут на все пуговицы, как перед построением полка. Он взглянул на них и спросил:

– Откуда?

– С Извери. Шестая рота, – ответил Воронцов.

– Доложите по полной форме, – оборвал его лейтенант, скрипнув ремнями.

– Товарищ лейтенант, группа боевого охранения в количестве пяти человек прибыла в пункт назначения для выполнения дальнейших распоряжений. С нами также ефрейтор тысяча триста шестнадцатого полка Карамышев. Документы имеются. Старший группы сержант Воронцов. – И Воронцов отнял ладонь от каски.

– Как он оказался среди вас? Почему в боевой группе посторонний?

– Он не посторонний. Полк держал оборону вместе с нами. Точнее, мы – вместе с полком. Командир полка майор Алексеев убит. Остальные кто убит, кто рассеян. Ефрейтор Карамышев после того, как группа выполнила приказ держать дорогу до полудня десятого числа, отошёл вместе с нашей группой.

– Ладно, товарищ сержант. Хотя бы внятно и понятно. Шестеро, значит. Кто ещё был с вами?

– В составе группы был курсант Селиванов. Он погиб. Левее нас на юг должна была действовать ещё одна группа.

– Кто ею командует?

– Сержант Смирнов. – И у Воронцова мелькнула мгновенная надежда. – Вам что-нибудь о них известно, товарищ лейтенант?

– Вопросы пока буду задавать я. На левом фланге вы, таким образом, действовали двумя группами?

Воронцов молчал. «Что это, – думал он, – недоверие, проверка или желание показать свою власть и подчинить своей воле?»

– Ну? Отвечайте же? – В голосе нетерпение и раздражение.

– У вас хороший одеколон, товарищ лейтенант, – сказал Воронцов и почувствовал, как скулы у него закаменели.

Кто-то из стоявших за его спиной сдавленно прыснул. И Воронцов подумал: «Вот тебе и вышли к своим».

Лейтенант переступил с ноги на ногу, кашлянул в кулак. «Нет, – думал Воронцов, – это не особисты, не заградзастава. У часового под плащ-палаткой петлицы наши, курсантские, ППУ».

– Повторяю: мы, обе группы, имели приказ удерживать просёлочную дорогу на станцию Мятлево до двенадцати ноль-ноль десятого октября. Я руководил действиями северной группы. Приказ нами выполнен. Отошли восточнее в тринадцать ноль-ноль. Потеряли одного человека убитым. Документы и оружие убитого вынесли.

– Драпанули, значит?

– Я повторяю, мы отошли в тринадцать ноль-ноль. Бой приняли в составе стрелкового полка и взвода ИПТАП.В бою уничтожено два танка, три бронетранспортёра и до ста человек живой силы противника. Сведений о второй группе не имею. Каждая из групп действовала автономно.

– Ну да, – буркнул лейтенант, скрипнул ремнями и начал осматривать бойцов Воронцова.

Взошла луна. Она отражалась на снегу, и предрассветная мгла сразу просветлела, будто отстоявшаяся вода. Лица бойцов, лейтенанта и часового в этом сиянии белели, как береста.

– Товарищ лейтенант, я так понял, что вам что-то известно о нашей южной группе?

– Кто ею командовал?

– Я уже сказал: сержант Смирнов.